1. Понятие формы деятельности

 

Уважаемые коллеги!

Настала пора вводить и обсуждать необходимые понятия и представления.

Еще раз предупреждаю, не надейтесь сразу получить от меня жесткие “дефиниции”. Для того чтобы давать строгие определения, необходимо сначала ввести формальный язык и договориться о правилах его интерпретации. Любознательные могут найти пример того, как это делается, в моей книге “Смысл”[1]. Правда, если на экзамене вы будете мне давать дефиниции оттуда, это чревато — я могу заинтересоваться и немножко забыться...

Мы с вами испробуем другой путь. Пользуясь “естественным языком” и пресловутым “здравым смыслом”, будем постепенно вводить одно представление за другим, разбираться с тем, как они соотносятся, и пытаться прикладывать их к практическим проблемам. И те, кому хватит терпения и внимания, увидят, как вводимые и используемые понятия окажутся вовлеченными в процесс взаимного доопределения, уточнения и конкретизации.

Центральной категорией, которая нам понадобится, является форма деятельности — вещь, на первый взгляд, очень простая. В парадигме книги “Смысл” у всякой деятельности есть некий предмет, некая форма и некая идея. Если вы сапожник, то предметом вашей деятельности являются кожа, дратва, гвозди, молоток, сапожная “нога” и прочие компоненты, которые нужны, чтобы делать обувь. Идеей деятельности является некий образ или фасон, почерпнутый где-то от Кардена или Диора, — в общем, модель, которую вы начертили и по ней собираетесь кроить башмак. Но форма деятельности сапожника как таковая может рассматриваться в грубом тэйлоровском смысле — вы снимаете движения сапожника на кинокамеру, потом изымаете у него из рук дратву, сапожную ногу и все остальное и в конечном счете заменяете его на мима, который молча двигает руками, — и все, кто пришел в Театр мимики и жеста, сразу узнают, что это сапожник, который делает обувь, хотя не видят предмета его деятельности и не читают в уме его идей.

В этом смысле, например, форма деятельности всякой организации (независимо от предмета и цели деятельности, постулированных в уставе ее учредителями) системным анализом рассматривается как процесс решения проблем. Но процесс решения проблем, конечно, сопоставлен с предметом деятельности организации (например, если эта организация — Министерство макаронной промышленности, то содержание ее деятельности — решение проблем производства макарон).

Разумеется, процесс решения проблем детерминирован целью. Например, ставится цель — расцвет макаронной промышленности, чтобы наша страна стала родиной макарон, как раньше она была родиной слонов. Или, наоборот, целью может стать ликвидация макаронной промышленности как таковой или распродажа ее Западу и т.п. Такой подход к проблеме макаронной промышленности исходит из того, что она нам не нужна — достаточно покупать итальянские макароны.

Однако процесс решения проблем до известной степени можно абстрагировать от предмета и цели. Утверждается, что все процессы решения проблем имеют одну и ту же структуру и форму. Эта идея пришла в голову разным людям независимо. Так, наш известный изобретатель Альтшуллер[2] (он же писатель-фантаст Генрих Альтов) придумал алгоритм решения технических проблем, который потом стал известен как теория решения изобретательских задач (ТРИЗ). Выяснилось: кем бы ни был изобретатель, что бы он ни изобретал (мышеловку, мозольный пластырь, космический аппарат), всегда форма его деятельности проходит через одни и те же этапы и представляет собой единую функциональную схему. А эта схема и отражает форму деятельности по решению проблем.

В этом смысле в рамках системного анализа считается, что форма деятельности любой организации одна и та же. Любая организация создана, чтобы решать проблемы какого-то предмета исходя из каких-то целей. При одном и том же предмете цели могут быть самыми разными. Но проблема в том, что даже при наличии четко поставленных целей специалисты-предметники все чаще оказываются не в состоянии эффективно разобраться с проблемами своего стремительно усложняющегося предмета, покуда не явится “методолог” – специалист по решению проблем.

 

2. Форма, предмет и цель деятельности

 

Давайте попробуем понять, как форма, предмет и цели деятельности соотносятся между собой, на примере, скажем, железнодорожного транспорта.

Товарищ Каганович был наркомом железнодорожного транспорта СССР. Итак, Политбюро выделяет ему через Госплан бюджет отрасли на текущее пятилетие. Он созывает лучших своих железнодорожников и говорит: “Нам выделили столько-то миллиардов рублей. Что будем делать?” На что специалисты-предметники, которые знают абсолютно все про сварные швы на рельсах, пропитку шпал, семафоры, про то, как нужно класть насыпь на вечной мерзлоте, как устроен маневровый паровоз “кукушка” и т.д., говорят: “Уважаемый товарищ, родной наш нарком Каганович! За эти деньги можно, к примеру, сделать что-то одно из следующего списка:

а) превратить все железные дороги в сеть рокадных путей, ведущих к линии восточного или западного фронта (в ожидании грядущей войны с капиталистическим супостатом);

б) либо подчинить развитие железных дорог задачам развития валютного туризма и все построить так, чтобы этим иностранцам было весело, приятно, кругом стояли аппараты с Кока-колой, а рельсы огибали бы помойки, лагеря и оборонные объекты стороной;

в) либо перейти на узкую колею по международному стандарту, дабы не перегружать каждый раз все из одних вагонов в другие на границе с Европой;

г) либо осуществить программу перехода на электротягу, ибо наши паровозы мерзко дымят, да и к.п.д. у них всего 7 %;

д) либо подчинить все развитие железнодорожного транспорта решению проблем безопасности, потому что поезда все чаще падают под откос и давят скотину;

е) либо отдать все силы ускорению движения поездов, так как у нас средняя скорость в 3-4 раза ниже той, которую развивали паровозы еще при царе (110-130 км/час).

Но обратите внимание, товарищ Каганович, нарком наш золотой, — продолжают эксперты-железнодорожники, — что, например, последние две программы (обеспечение безопасности и увеличение скорости) прямо противоречат друг другу, и притом каждая из них забирает полностью весь бюджетный ресурс. Поэтому это Вы нам скажите, что именно делать — мы же не знаем! Мы с одинаковым успехом можем делать и то, и это — мы же специалисты-предметники, а на шпалах не написано, чего они хотят. Вы нам сформулируйте цель и укажите ограничения”.

Тогда Каганович начинает чесать репу, вновь обращается в Политбюро и уточняет: “Какие у нас приоритеты? Мы воюем с китайцами? Или осуществляем перестройку-гласность и занимаемся туризмом? Строим гоночные паровозы? Или что?”

Итак, выясняется: цели, критерии и ограничения деятельности не содержатся в знании о предмете и не вытекают из его логики.

Только когда цели деятельности и ее предмет установлены, наступает собственно процесс решения проблем.

Если мы, скажем, приняли решение, что наша главная цель — добиться безопасности на железных дорогах страны, то выясняется, что возможные пути осуществления этого решения составляют целый набор разных альтернатив, которые кто-то должен рассмотреть и выбрать наилучшую. Необходимые меры по обеспечению безопасности зависят от диагностики проблемы. Нужно выявить все проблемные узлы и источники опасности (то ли крестьяне отвинчивают гайки на грузила, то ли рельсы изношены, то ли бандиты нападают на поезда, то ли вагонные сцепки ослабли, то ли пьянство среди машинистов, то ли требуется модернизация подвижного состава); сопоставить эти источники опасности; придать каждому из них вес; понять, какой из них является ключевым; просчитать, сколько стоит устранение каждого; построить дерево альтернатив, приложить к нему критерии эффективности и осуществить выбор. Вот в этом и должна заключаться историческая роль и единственная функция аппарата Министерства железнодорожного транспорта как главного решателя проблем отрасли.

 

3. Соотношения между различными формами деятельности

 

Итак, форма деятельности любого аппарата состоит в том, чтобы решать проблемы конкретного предмета исходя из тех целей, которые поставлены учредителями, руководителями или еще кем-то извне данной организации. В этом смысле любая деятельность человека имеет свои форму, предмет и цель.

Не забудьте, что это абстракция! Когда нормальный человек идет по улице, он не думает о подобных вещах. Если он задумается о форме, в какой делает шаги, то может упасть (как в известной притче о сороконожке, которая однажды задумалась о том, в каком порядке переставляет конечности, — и ее тут же разбил паралич). Но отчетливое представление о формах деятельности становится критически важным в ситуации сложных форм коллективного взаимодействия, каковым, безусловно, является современный “менеджмент”.

Некоторые дефиниции, касающиеся форм деятельности, даны в книге “Смысл”.

Формы деятельности возникают и исчезают исторически. Между разными формами деятельности могут быть разные соотношения — например, одна может включать в себя другую (содержать внутри как один из своих элементов). Две формы деятельности могут быть частями третьей: если мы в нашей сапожной мануфактуре заводим специализацию и один сучит дратву, а другой режет кожу, то эти две формы деятельности окажутся частями третьей — объемлющей.

Одна из форм деятельности может превратить другую в свой предмет, и наоборот. Например, сапожник тачает сапог, а Тэйлор стоит рядом и фотографирует, как он это делает, чтобы проанализировать и усовершенствовать его деятельность. Т.е. предметом деятельности Тэйлора является форма деятельности сапожника.

 

Вопрос: Кто такой Тэйлор?

Ответ: Тэйлор — известный западный ученый, один из основоположников организационной науки, который занимался рационализацией трудового процесса. Он никак не связан с автором одноименного разложения функции в ряд. Наш Тэйлор отслеживал трудовой процесс путем фотосъемки, зарисовывания, описания формы деятельности передовых рабочих, а потом стремился сделать так, чтобы эта наиболее рациональная, совершенная форма деятельности была бы изучена и сознательно освоена всеми остальными рабочими. Т.е. он смотрел, как какой-нибудь стахановец “рубает уголек”, выяснял, почему тот “рубает” его в 100 раз быстрее среднего рабочего, потом фотографировал, копировал, рисовал, открывал курсы (платные или бесплатные) и обучал этому способу других. Надо сказать, что у Тэйлора[3] получалось.

 

Одна форма деятельности может выступать как идеал для другой формы деятельности и одновременно превращаться в предмет третьей формы деятельности. Они могут содержаться друг в друге. Они могут быть частями какого-то целого. Они могут находится в отношениях дополнительности.

 

4. Формы производства, формы общения, формы сознания. Типы обществ в “Государстве” Платона[4]

 

Но есть еще более конкретные соотношения между формами деятельности. За примером я апеллирую к тому труду Платона, о котором уже говорил. В начале лекции я сказал, что Платон подошел к развилке: направо были занятия в ВШЭ со всеми достигаемыми на этом пути гражданскими доблестями и сопутствующими привилегиями (управлением государством, высокими доходами и пр.), налево — занятия философией. Он пошел налево, за Сократом, совершил некую длительную, глубоко осмысленную эволюцию и в итоге пришел с другого конца к тому, к чему пришли те, кто на развилке свернул направо, — к проблеме построения идеального государства.

Платон стал изучать типы государств и пришел к выводу, что мыслимы три типа государств, которые можно различать по формам их деятельности. Он предложил модельную картинку, в соответствии с которой в каждом государстве есть три сословия: ремесленники, стражи и мудрецы.

На первом социальном этаже ремесленники сучат упомянутую дратву, обжигают горшки, валяют сукно (излюбленным модельным персонажем Сократа-лектора был сукновал) и т.п. — иными словами, занимаются производством. Предмет, содержание и смысл их жизни — производство. В их деятельности осуществляется замкнутый цикл мотивации, в котором нет места целям, ценностям, идеалам и тому подобной дребедени: “1. Мне нравится эта форма деятельности, потому что она мне удается. 2. Мне это удается, потому что я все время этим занимаюсь. 3. Я все время этим занимаюсь, потому что мне это нравится”. Ремесленники самодостаточны.

На втором этаже государства размещаются стражи. Они контролируют производственную деятельность ремесленников. Они являются хранителями ГОСТов и СНиПов (строительных норм и правил). Они твердо знают, какие нравственные критерии должны ограничивать действия сукновалов (что им можно разрешать, а что — нет), и что нужно сделать, чтобы тем жилось и работалось хорошо. Они ходят и осуществляют регулирование и контроль. Стражи — это милиция, санэпидстанция, финансовая инспекция, дисциплинарные комиссии парткомов, представители Госстандарта, Госкомстата и т.д.

Наконец, на третьем этаже находятся мудрецы. Они созерцают эйдосы, т.е. запредельные божественные идеи, идеальные прообразы всего на свете, которые существуют сами по себе. Среди прочих они созерцают эйдос идеального государства. В соответствии с этим эйдосом мудрецы строят свою собственную жизнь и пытаются построить жизнь всех других.

В зависимости от того, какое сословие правит в данном государстве, получается три типа общественного устройства.

Если государством правят сукновалы-производственники, они подчиняют себе стражей и используют их, например, для охраны складских помещений, а также для “разборок” и “наездов” на других производителей. (Когда я произвожу нечто, а кто-то это же нечто производит лучше меня, но конкурировать мне с ним лень, я прошу знакомых стражей, чтобы они маленько с ним “разобрались”, дабы он производил поменьше и похуже или вообще куда-нибудь съехал отсюда.) Сукновалы могут нанять и мудрецов, чтобы те вешали населению лапшу на уши, разработали удобную идеологию или развлекали их детей (если сукновалам небезразлична судьба детей). Но сами сукновалы ни в коем случае не подчиняются стражам и не слушают, что говорят мудрецы об эйдосе идеального государства. Их совершенно не интересует идеальное представление о цзюанцзы - муже мудром или о том, каков должен быть vir bonus (“доблестный муж” в древнеримской традиции). Они живут так, как им нравится. Это — государство сукновалов.

Если государством правят стражи, они контролируют деятельность сукновалов, ибо точно знают, в чем их благо и как должна осуществляться их производственная деятельность, дабы не вызвать гиперинфляции или кризиса перепроизводства. Знают они это либо потому, что данное знание пришло к ним от предков, т.е. оно традиционно, либо потому, что им это очевидно, т.е. взбрело в голову, — но вовсе не потому, что так сказали мудрецы. Стражи могут “мочить” и “кидать” сукновалов непосредственно, либо привлекают мудрецов, чтобы те объяснили сукновалам по-доброму, что стражей надо слушаться, иначе будет плохо. Т.е. в государстве стражей мудрецы тоже не являются главными, но тут жизнь для них уже поинтересней, погуманней, чем в государстве сукновалов.

Наконец, если государством правят мудрецы (с точки зрения Платона, такое государство идеально), они созерцают эйдос идеального государства, конспектируют увиденное, потом вызывают на “оперативку” стражей и говорят: “Идеальное государство состоит в том-то и в том-то. Будьте добры обеспечить это”. Стражи идут и обеспечивают. Программный эйдос правящей партии мудрецов включает счастливую жизнь для всех (в т.ч. там предусмотрено, как нужно осуществлять общественное производство). В идеальном государстве, по Платону, всем живется хорошо: мудрецы занимаются прикладной философией, будучи главными в этом государстве; стражи осуществляют свою контрольно-розыскную деятельность в соответствии с идеальным образом стража; а сукновалы идеально производят, как это и предусмотрено Госэйдосом.

Используя современную терминологию, можно сказать, что за образом, или за метафорой государства ремесленников стоят формы производства. Формы производства — частный вид форм деятельности, предметом которых является вещь или сила природы. Форма производства направлена на преобразование этого вполне зримого, ощущаемого, осязаемого предмета. Естественно, она может быть опосредована другими формами производства, но в конечном счете предметом является природа.

За образом, или метафорой государства стражей стоит другой частный вид форм деятельности – формы общения, предметом которых являются отношения между людьми-производителями. Т.е. мы занимаемся тем, что устанавливаем отношения между производителями-сукновалами, сами ничего не производя, — у нас под руками не вещь, а, например, конкретный устав корпорации сапожников г. Брюгге, и наше дело этот устав составить, утвердить и контролировать его неуклонное выполнение.

Наконец, за образом, или метафорой государства мудрецов стоит такой частный вид форм деятельности, как формы сознания, предметом которых является эйдос — вещь вообще непонятная. Если формы производства направлены на некие природные вещи и процессы, которые можно даже потрогать, если предметом форм общения являются отношения в производящих нечто группах людей (они бегают, увертываются, непонятны, но хотя бы видны), то предметом форм сознания являются такие неосязаемые вещи, как понятия. Мудрецы занимаются понятиями. Чтобы быть законодателем, нужно обладать понятиями права, производства, менеджмента. Мы в этой аудитории пытаемся овладеть понятиями менеджмента и бизнеса и соотнести их между собой, дабы потом предписать самим себе, куда нам надлежит двигаться.

 

5. Технология, организация и экономика как формы производства

 

И последнее разграничение в этой особо сложной части лекции. Напомню, я ввел представление о формах деятельности, о разнообразных соотношениях между ними, о трех частных типах, на которые делится все множество социальных форм деятельности. Дальше нам понадобится разделить все многообразие первого из этих типов — форм производства —  еще на три части, которые я назову “технологией”, “организацией” и “экономикой”. В нашей книге “После коммунизма”[5] наряду с ними вводятся сопутствующие им понятия “энергия”, “информация” и “стоимость”. Но их строгие определения вряд ли на данном этапе облегчат вам жизнь. Попробую создать у вас некоторое представление о содержании этих понятий, пользуясь языком образов.

Скажем, я — неандерталец. Я смотрю на природу и вижу в ней разные силы: силу огня, силу воды, силу ветра. Мне нужно добыть еду. Хорошо бы поймать мамонта. Собственных силенок для этого маловато. Тогда я беру силы из природы и использую их в качестве своих. В процессе использования сил природы я устанавливаю между ними разные отношения.

Когда из разных сил природы, как из элементов конструктора, собирается новая, искусственная, “сила”, подчиненная нуждам человека, тогда на свет и появляется технология. “Технология” — хитрая машинка, которую люди строят из разных сил природы, соединяя их между собой наподобие радиодеталей и получая стенобитную машину, самогонный аппарат, лошадь в чигире или видеоплеер. Например, технология изготовления копья включает в себя биохимический процесс дубления шкур, из которых затем режутся ремни, процесс обкалывания камней, рубку и шлифовку дерева... Потом нужно взять древко и обжечь на костре, заточить наконечник и проделать в нем отверстие, через которое потом продеть ремень и закрепить наконечник на древке. Это очень сложный набор разных сил природы, которые нужно соединить в строго определенном соотношении.

Здесь-то, кстати, и появляется такое понятие, как “энергия”. В физике энергию определяют, например, как механический эквивалент тепла, т.е. отношение между природными силами, которые человек соединил в технологическом процессе: между силой трения и силой огня. Никакой “энергии” самой по себе в природе нет. Не верьте, когда вам говорят: “Вот энергия. Она там была, туда перетекла, отсюда проистекла”. Энергия — это антропоморфное понятие, т.е. оно уместно только там, где есть человек, который работает с разными силами природы одновременно. Когда у человека, с одной стороны, есть механическое движение, а с другой — тепло и он хочет соотнести механическую силу, затраченную им на разжигание огня, и количество тепла, которое при этом выделяется, он вводит понятие “энергия”. Энергия требует разных природных сил и сознательно установленного отношения между ними.

Итак, “технология” — вещь одновременно и тривиальная, и очень сложная. “Технология” и связанная с ней “энергия” — первый шаг, первый искусственный посредник, который отделяет сукновалов от природы.

Аналогично на множестве различных технологий определяется организация. “Организация” — производственная форма деятельности, в которой соединяется множество технологий. В ней реализуется великая идея о разделении труда, специализации и кооперировании. Единый технологический процесс по изготовлению гаек и болтов мы с помощью Тэйлора расслаиваем на ряд операций. Мы устраиваем мануфактуру, где имеется набор станков, на каждом из которых осуществляется одна и только одна операция (к примеру, нарезка резьбы), и где на каждом из станков работает один человек, виртуозно и необыкновенно быстро выполняющий именно данную операцию.

Но чтобы люди работали синхронно, чтобы не оказалось, что мы сделали 100 болтов и всего 94 гайки, необходим управленческий аппарат, который обеспечивает стыковку производства, следит за тем, чтобы люди пришли на мануфактуру одновременно, чтобы станки не простаивали. Поэтому управленческий аппарат в рамках этой организации (конторы) вынужден обмениваться информацией о том, завезли ли для гаек сырье, запустили ли паровую машину, которая приводит в движение все остальные станки, все ли пришли на работу, какого размера точить головки для болтов, для всех ли болтов есть гайки...

Таким образом, соединение множества технологий в управляемую целостность, называемую организацией, требует такого феномена, как информация. По аналогии с тем, как вводится понятие “энергии”, для определения понятия “информации”, о которое в свое время разбились сотни лбов наших уважаемых кибернетиков, нужно иметь множество разных типов энергии и определенные отношения на этом множестве.

Итак, вторым посредником, который отодвигает сукновалов все дальше от природы, является “организация” и циркулирующая в ней “информация”.

Наконец, когда у нас возникла сеть организаций-мануфактур и они замечательно производят валенки (но иногда без галош) или гайки (но некоторые без болтов), возникает следующая проблема: как бы мы ни совершенствовали наше плановое хозяйство, как бы хорошо ни работали с информацией, какие бы балансовые “простыни” ни составляли, все равно в результате организационных сбоев возникает некий избыток гаек по отношению к болтам или наоборот.

В рамках организации лучшее, что мы можем сделать, — это выкинуть лишние гайки, устроив гаечное “Бостонское чаепитие”[1]; или ходить по лужам в валенках без галош, что чревато. Однако существует испытанный способ снабдить наши валенки недостающими галошами и использовать гайки по назначению, если для них не нашлось болтов. Любой студент ВШЭ скажет, что для этого нужно закрыть Госплан, учинить рыночную экономику и предложить всем производителям избыточных болтов-холостяков поискать торговцев заморскими незамужними гайками на рынке.

Как только следующая после технологии форма производства — организация начнет пасовать перед величием задачи “куда девать лишнее или где достать недостающее” (ибо балансирование в сложной системе, где производятся сотни тысяч, если не миллионы типов продукции, с помощью госплановских методов становится невозможно), на помощь пора призывать третью форму производства — экономику. Когда мы превращаем то, что производим, в некий товар, который, как говорят, имеет стоимость (не знаю — не проверял), тогда и возникает некая принципиально новая форма производства — “экономика”, в рамках которой это таинство осуществляется.

Понятие “стоимость” опять-таки можно строго определить как некоторое специальное отношение на множестве различных форм информации. Не пытайтесь сейчас напрягаться по поводу того, что я сказал, — к пониманию этого мы придем позже.

Я не буду залезать в профессиональную сферу, контролируемую экономическими кафедрами, чтобы не провоцировать “разборку”, — просто констатирую, что имеется некоторая иерархия различных форм производства. Я назвал исторически первую, простейшую, форму производства “технологией”; следующую, более позднюю исторически и более сложную, — “организацией”; и наконец новейшую и еще более сложную — “экономикой”.

 

Мы прошли очень трудный кусок, хотя, надеюсь, позже он покажется тривиальным. Напомню, что было введено понятие “форма деятельности” и указаны три ее частных типа:

— формы производства;

— формы общения;

— формы сознания.

Я также разделил формы производства на три вида:

— формы технологии;

— формы организации;

— формы экономики.