К оглавлению

 

14. Историософская интерпретация. История как часть универсума форм деятельности. Интерпретации в терминах Платона, Гегеля и Маркса. Конец истории. Внеисторические формы деятельности.

 

Подпись:  
 
 
 
 
 
История – то, что с кем-то происходит. Историю кому-то рассказывают. His story. His-story. History. Господин N попал в хорошенькую историю. "Вот и вся моя история, милостивые государи!" Историю кто-то один рассказывает кому-то другому о ком-то третьем. Одним словом, история требует общества. История – социальный феномен.

Большинству носителей "здравого смысла" История видится не имеющей конца во времени, подобно тому, как Вселенная – не имеющей пространственных границ. Последователи исторического материализма и Фрэнсиса Фукуямы, всяк со своей стороны, представляют Историю асимптотически успокаивающейся в некотором финальном состоянии, высшей и последней форме, где все станет благостно и нечего уже будет делать. Сторонники эсхатологических учений связывают с концом Истории вселенскую катастрофу и страшный суд.

Похоже, нас подстерегает неожиданное. Истории придет конец, а Деятельность пребудет. Деятельность объемлет Историю.

Отшельник, часами недвижно пребывающий в одной из асан, нащупывающий незримый путь к нирване – он действует, но эта таинственная внутренняя деятельность пребывает вне истории, невыразима в слове, независима от хода исторических часов.

Творческий акт поэта или изобретателя, политика или философа – есть ли дело более человеческое? Он вбрасывает новый материал в Историю, он ее движет, но сам является действием вне- и надысторическим.

Сказанное выше в пяти абзацах есть не более чем намек, и как таковой может вызывать разное к себе отношение, однако это несущественно для дальнейшего изложения. Продолжим процесс интерпретации "таблицы" форм.

Исторические формы деятельности мы отождествим с универсумом &1 – первой третью диагональных (чистых) форм деятельности. Напомним, что в отношении к материалу деятельности он выступает как совокупность социальных форм деятельности, а в отношении к идеалу – как совокупность форм сознания.

Формацию F{&1} будем называть "исторической формацией". Смысл этого названия прояснится в дальнейшем.

"Историософской интерпретацией" здесь и ниже называется интерпретация элементов исторической формации F{&1}. Некоторые содержательные представления наводящего характера даны во Фрагменте 2.

 


ФРАГМЕНТ 2

 

Из стенограммы беседы С. Чернышева с обозревателем "Литературной газеты" Г. Целмсом.[1]

(Записано в декабре 1989 г.)

 

...Есть платоновский диалог "Государство". Там описываются три социальных "этажа", существующие в каждом обществе, и три типа людей, населяющих эти этажи. И в зависимости от того, который из них начальствует, получается три разных типа общественного устройства.

Первый тип людей – это ремесленники, всякие там сукновалы, которые умеют валять сукно, и ожесточенно, самозабвенно его валяют. Второй уровень – это стражи, те, которые ничего не производят, а только блюдут неким образом установленные общественные отношения. Их задача состоит в том, чтобы эти отношения не нарушались сукновалами. Третий тип – мудрецы. Эти мудрецы созерцают запредельные идеалы и, набравшись таким путем мудрости, талдычат сукновалам, как и чего валять, а стражам – какие отношения между сукновалами являются правильными, дают ту норму, тот идеал, который общество должно блюсти.

Если в обществе доминируют сукновалы, то они подчиняют себе и стражей, и мудрецов. Тогда стражи блюдут отношения не в соответствии с идеалами мудрецов, а так, чтобы было выгодно богатым сукновалам или, наоборот, выгодно захватившему власть серому большинству ремесленников. Мудрецы при сем служат и несут какую-то околесицу, которая задним числом "обосновывает" правильность такого порядка вещей, развлекает правящий слой, утоляет духовную жажду.

Второй тип общества – там, где властвуют стражи. Это до боли знакомое по коммунистическим утопиям царство "орднунга". Там сукновалы рады бы предаться разврату, но стражи блюдут моральный кодекс, и для их же блага не пущают, не дают. При этом стражи – самодовлеющие, они не очень-то вслушиваются в то, что там лепечут мудрецы, а блюдут тот порядок, который завещан предками, заимствован из-за границы или просто взбрел им на ум.

И, наконец, третий тип – идеальное государство Платона, где властвуют мудрецы. Мудрецы созерцают эйдосы, в частности – эйдос идеального государства. Там расписано все: кому, как и что нужно делать. Они все это конспектируют и сообщают стражам. Стражи преисполняются чувства ответственности, идут и загоняют сукновалов в правильные рамки. Всем становится хорошо, потому что мудрецы за всех подумали, как достичь пути к счастью.

В терминах гегелевской логики эти три этапа развития общества соответствуют бытию, сущности и понятию.

Когда Маркс говорит, что "коммунизм" – это возвращение человеку его отчужденной сущности, то можно сказать, используя его же лексику, что "предыстория" – это этап, на котором человек обретает свое отчужденное бытие, он изымает из природы силы, которые являются силами природы, производящими его самого как общественного человека, и превращает их в свои. Это первая эпоха, названая Марксом "предысторией", эпоха развития производительных сил, которая завершается капиталистической формацией. Она отвечает платоновскому царству сукновалов.

Вторая эпоха – когда человек изымает из природы отчужденные социальные отношения и полагает их в себя. Это уже платоновское государство стражей. Перед началом второй эпохи, эпохи возвращения сущности человека, у него вся сущность торчит снаружи, в виде стражей, начальников, инспекторов и дружинников, которые стоят кругом и предписывают ему, что нужно делать и как к кому и к чему относиться. На протяжении второй эпохи он должен вобрать в себя всех этих народных контролеров, и они будут теперь находиться у него внутри, в структуре личности – заветная мечта российского самодержавия по Салтыкову-Щедрину, чтобы жандарм оказался внутри каждого человека. Если же употреблять не младогегельянскую лексику, а термины зрелого Маркса, то можно сказать, что в отличие от первой эпохи, когда происходит овладение производительными силами, содержание второй эпохи составляет выход человека из производственных отношений, овладение ими как предметом сознательной деятельности.

После этого наступает эпоха возвращения человеку отчужденного понятия "человек". Человек – это звучит гордо, но звучит ли гордо конкретный Сатин или сам М. Горький? Ничего подобного, он звучит горько. А вот Человек с большой буквы, в шарденовской точке "омега", – он звучит. Это понятие находится как бы вне каждого конкретного человека, опять-таки снаружи, в виде общечеловеческой культуры. Это надо все вобрать в себя. Таково третье государство Платона, царство мудрецов, которое молодой Маркс называл эпохой Гуманизма. Гуманизм состоит в том, что все это огромное содержание надо взять, соотнести, разрешить коллизии, выстроить, овладеть им. Весь смысл эпохи гуманизма состоит в том, что люди должны делать то, чем занимался Сократ. А он "шептался по углам с мальчишками", как выразился желчный Калликл, и соотносил между собой такие вещи, как разные виды истины, блага, прекрасного. Он не мог вобрать в себя какую-то идею, не соотнеся ее с другой. Она сама по себе не лезла ни в какие ворота. Когда человеку вернут понятие "Человек" – только тогда он станет целостным. В терминах же зрелого Маркса можно было бы сказать, что содержание третьей эпохи – овладение "надстроечными" формами, формами общественного сознания.

На протяжении трех исторических эпох человек как личность воплотит в себе полностью бытие человеческое, затем сущность человеческую и, наконец, понятие "Человек". После чего социальное содержание будет исчерпано, и история человека как "общественного животного", собственно говоря, придет к концу.

 

Подпись:

Имея в виду подобные представления, введем разбиение универсума форм деятельности второго порядка и дадим частичную интерпретацию исторических форм &11, &12 и &13. Слово "частичная" указывает на то обстоятельство, что при интерпретации формы деятельности характеризуются не как таковые, а лишь с точки зрения их предмета либо идеала.

Универсум форм &11 интерпретируется как социально-бытийные (предысторические) формы деятельности. Соответствующая формация F{&11} по своему содержанию охватывает часть (конкретнее – первую треть) Истории, прошедшую от возникновения человека (или, если угодно, его изгнания из Рая) и до наших дней. Маркс именовал этот период "предысторией". В терминах преодоления отчуждения этому периоду отвечает овладение производительными силами как предметом.

Универсум форм &12 интерпретируется как социально-сущностные (постиндустриальные) формы деятельности. В терминах преодоления отчуждения этому периоду отвечает овладение производственными отношениями как предметом.

Универсум форм &13 интерпретируется как социально-понятийные (гуманистические) формы деятельности. В терминах преодоления отчуждения этому периоду отвечает овладение формами общественного сознания как предметом.

Но и на этом шаге разбиения ячейки нашей сетки форм деятельности все еще остаются чересчур крупными: сквозь нее свободно проскальзывают, проваливаются целые исторические эпохи. Выясняется: чтобы уловить смысловую единицу, равновеликую, например, всему "капиталу", потребуется ввести еще разбиение третьего, а затем четвертого порядка. Но такой "улов" абсолютно необходим: только отождествив одну из клеточек "таблицы" форм со смысловой единицей, имеющей, помимо философского, конкретно-предметное наполнение, мы впервые сможем ощутить масштабы и координаты той пульсирующей ячейки, которую сегодняшняя Земля людей занимает во вселенной Смысла.

Соответствующие представления изложены ниже во Фрагменте 3. Важность их достаточно велика, чтобы просить у читателя внимания и снисхождения к архаической лексике и фразеологии, объясняемой обстоятельствами времени и места их появления на свет.

 

 

 

ФРАГМЕНТ 3

 

Из статьи "НОВЫЕ ВЕХИ"[2]

 

89. 08. – 09.

...Если "история - не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека" (Маркс), то деятельность по созиданию нового общества помимо ясного идеала должна иметь свой качественно новый, конкретный предмет, не менее определенный и осязаемый, чем у хлебопашца, строителя и гончара. Не нужно быть философом, чтобы понять: предмет деятельности тесно связан с ее смыслом. На переломе двух эпох мы не смогли обрести, утеряли этот смысл, и наша история закружилась в порочном круге.

Потерянные деньги, где бы они ни были потеряны, лучше искать под фонарем, ибо там светлее. Это по-английски. А по-русски будет: потерявши смысл - ищем... виновного.

...Суд над Марксом!

Судебный процесс еще не начался, обвинение не предъявлено. Покуда Маркс всего лишь выходит из моды. Говорить о нем, ссылаться на него становится дурным тоном. Он окружен стеной молчания. Общественное мнение в классическом сталинском стиле исподволь готовится санкционировать расправу над своим былым кумиром. Естественно, - и это тоже "по-нашему", - аргументы по существу дела никого не интересуют.

Но судьи пребывают в блаженном неведении относительно того, что подлинный Маркс имеет отдаленное отношение и к историческому западному "марксизму", и в особенности к восточному "марксизму-ленинизму" – этим самоназваниям политических идеологий. Сам он говорил в сердцах: "Я знаю только одно, что я не марксист". А Ленин, уже в зрелые годы конспектируя "Логику" Гегеля, записал во внезапном озарении: "Никто из марксистов не понял Маркса 1/2 века спустя!!"

"Коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности". В этой сакральной формуле "Манифеста" – и проклятие наше, и спасение. Слова Маркса были истолкованы не конструктивно – как определение предмета деятельности, исторического творчества, а деструктивно - как призыв вооруженной силой устранить помещиков и капиталистов. Категория "уничтожение" понята не по-европейски, – как снятие, преодоление, овладение, а по-азиатски, – как истребление, террор, "красногвардейская атака".

И вновь предостерегают вещие "Вехи":

"Работа над устроением человеческого счастья с этой точки зрения есть не творческое или созидательное, в собственном смысле, дело, а сводится к расчистке, устранению помех, т.е. к разрушению... Прогресс не требует собственно никакого творчества или положительного построения, а лишь ломки, разрушения противодействующих внешних преград... Разрушение признано не только одним из приемов творчества, а вообще отождествлено с творчеством или, вернее, целиком заняло его место. Здесь перед нами отголосок того руссоизма, который вселял в Робеспьера уверенность, что одним лишь беспощадным устранением врагов отечества можно установить царство разума."[3]

Уничтожение частной собственности для Маркса тождественно уничтожению труда, уничтожению пролетариата, производственных отношений, – и уже по одному этому видно, что уничтожение здесь не сталинское, а гегелевское: уничтожение-снятие (aufheben), т.е. овладение, преодоление, включение в состав нового развивающегося целого. Уничтожение частной собственности есть преодоление отчуждения. В этом весь Маркс и весь коммунизм. Именно это он называл "действительным коммунистическим действием", "положительным упразднением частной собственности", в отличие от "простого упразднения", которое олицетворяет человек с ружьем.

Уничтожение труда – горькая пилюля, которую наши марксисты при чтении "Немецкой идеологии" и "Святого семейства" вынуждены глотать множество раз. Во имя благопристойности и целомудрия теории в ее кафедрально-кастрированном варианте этот "грех молодости" классика, как и многие иные, тщательно замалчивается.

"Коммунистическая революция выступает против существующего до сих пор характера деятельности, устраняет труд".

"Труд есть та сила, которая стоит над индивидами; и пока эта сила существует, до тех пор должна существовать и частная собственность".

"Пролетарии... должны уничтожить условие своего собственного существования, которое является в то же время и условием существования всего предшествующего общества, т.е. должны уничтожить труд".

"Труд уже стал свободным во всех цивилизованных странах; дело теперь не в том, чтобы освободить труд, а в том, чтобы этот свободный труд уничтожить".

...Во имя избавления от все более душераздирающих загадок и парадоксов остается только упрятать Маркса в спецхран. К счастью, его и так давно не читают.

Ключ к подлинному Марксу один – культура мышления. "Труд есть лишь выражение человеческой деятельности в рамках отчуждения". Труд по Марксу есть вполне определенное, ограниченное понятие, а вовсе не абстрактная надысторическая добродетель, которая превращает волосатого предка в лысеющего, благообразного современника. Труд означает такой конкретно-исторический вид деятельности  людей, при котором они скованы и связаны между собой отчужденными, т.е. не зависящими от их воли производственными отношениями. Уничтожение труда не означает уничтожения всякой деятельности во имя основания царства бездельников, – напротив, это есть превращение деятельности в подлинно человеческую, поскольку выход из производственных отношений только и открывает простор для отношений между личностями. От подлинной человеческой деятельности труд отличается тем же, чем брак от любви – скованностью безличными производственными отношениями. Известная со времен Сократа совместная деятельность по постижению Истины, утверждению Блага, сотворению Прекрасного – это воистину "дьявольски серьезное дело, интенсивнейшее напряжение", но это не есть труд.

Если только мы принимаем негативную, разрушительную трактовку призыва "Манифеста", то обессмысливаем весь жизненный подвиг Маркса. Львиная доля этой жизни была отдана "Капиталу" - работе, которая неотступно тяготела над ним, как проклятие, которую притом, как выясняется из "Плана шести книг", удалось завершить менее чем на 1/24 часть, книге, которая никогда, нигде и никем, включая Энгельса, не была понята, и самое главное, – абсолютно не нужна вооруженным экспроприаторам экспроприаторов.

Но одновременно мы лишаем смысла и всю собственную жизнь, собственную историю с момента принятия этой западной формулы в ее восточном толковании. Вместо закономерного, осознанного движения сквозь историческое пространство, плотно заполненное слоями отчужденных общественных отношений, формами собственности, вместо сознательного творчества, наследующего всю материальную и духовную культуру человечества, – будущее предстает как расширение в пустоту дурной бесконечности, волюнтаристское строительство на якобы расчищенном месте чего-то образцового, невиданного и неслыханного.

Вместо обещанного царства свободы мы попадаем в царство произвола. Но если "человек хозяин всему и решает все", если нет закона, нет истории, нет Бога - это не свобода, а арзамасский ужас. Через пролом в оболочке культуры веет запредельным эсхатологическим холодком - и младенчески архаическое сознание общества бросается под защиту Великого Вождя и Учителя, творца Положений и Выводов, суррогатных абсолютов и истин в последней инстанции.

Коммунизм "Манифеста" не имеет к этому никакого отношения. Уничтожение частной собственности, ее положительное упразднение в обратном порядке проходит, по Марксу, через те же этапы, что и само развитие отношений собственности, и начинается с исторически последнего, высшего их типа. Это означает, во-первых, что коммунизм по своему содержанию равновелик не капитализму, а всей предшествующей истории, которую Маркс не случайно в своей классической работе назвал "предысторией". Коммунизм – не утопически-идеальное состояние общества, а движение вглубь Истории, снимающее отношения собственности, эпоха, которая включает целый ряд формаций, объединяемых новым типом развития, новым предметом и смыслом человеческой деятельности. И это означает, во-вторых, что при своем начале такое движение имеет непосредственным предметом капитал: первая коммунистическая формация, которую Маркс называет "грубым коммунизмом", должна решать задачу обобществления капитала, т.е. овладения бескризисным расширенным воспроизводством стоимости в масштабах общества.

Выходит, автор "Капитала" не был ни одержимым, ни излишне любознательным, отдавая свою жизнь Книге. Первый же шаг в подлинном преодолении частной собственности немыслим без детального знания предмета этой книги. Тот факт, что она по сей день не понадобилась в нашей сугубо практической деятельности, говорит нечто важное не о ней, а о нас:  мы попросту еще и не приступали к уничтожению частной собственности. Мы пребываем во мраке неведения относительно того, что именно и каким образом обязаны "уничтожать". И самое прискорбное - в отличие от Сократа мы и не подозреваем, что кое-чего не знаем.

Частная собственность по определению есть собственность, находящаяся в каком-либо выделенном, особом отношении к некоторой части общества. Это азбука теории Маркса. Поэтому любая государственная собственность, независимо от идеологических притязаний государства на некую мифическую "общенародность", есть одна из разновидностей частной; и в этом качестве она подлежит уничтожению в свой черед в одном ряду с капиталом. Больше того, нетрудно понять, что и сама героиня политэкономических заклинаний - общенародная собственность, упади она с неба, оказалась бы опять-таки частной, если только народ не отождествлять со всем без изъятия населением земного шара.

Но коль скоро, вроде бы, выясняется, что делать, не пора ли задать второй русский вопрос: кто виноват в том, что мы до сих пор этого не делаем?

...Но так уж устроена конкретная истина, что на пути к ней нужно сперва постичь истину абстрактную: какой именно исторический субъект призван взяться за уничтожение отчуждения? Идея, как учат классики, неизменно посрамляла себя, когда пыталась самореализоваться, не оседлав с этой целью подходящий материальный интерес. Кто же, какие классы или слои общества наиболее кровно заинтересованы в скорейшем уничтожении частной собственности?

Канонический ответ напрашивается, - но он неверен. Как ни странно, таких классов два. "Самовозрастание капитала – создание прибавочной стоимости – есть ... совершенно убогое и абстрактное содержание, которое принуждает капиталиста, на одной стороне, выступать в рабских условиях капиталистического отношения совершенно так же, как рабочего, хотя и, с другой стороны, - на противоположном полюсе" (Маркс). Правда, позитивный смысл избавления от этого рабства каждой из сторон видится совершенно по-разному. Рабочие стремятся добиться справедливости в распределении произведенной стоимости, тогда как капиталисты – свободы от тягостного гнета рыночной стихии и слепого рока кризисов.

Маркс считал это раздвоение субъекта чисто теоретическим феноменом, лишь в пролетариате видя силу, которая способна материализовать идею преодоления отчуждения. Буржуазии, справедливо полагал он, есть, что терять кроме своих цепей, а главное, она фатально расколота беспрестанной борьбой каждого отдельного капиталиста против всех. Он ясно видел эту центробежную силу, отталкивающую частные капиталы друг от друга, и не находил возможной противодействующей силы сжатия, которая спаяла бы их как протоны в атомном ядре. А посему – пролетарии всех стран, соединяйтесь! Буржуазия соединиться не в состоянии.

Это было теоретической, абстрактной истиной – в предположении, что пролетариат всех развитых стран одержит победу одновременно.  В реальности же он победил первоначально в одной стране. И вот тогда сочетание постоянной внешней угрозы в лице коммунистического интернационала с нарастающим давлением рабочего движения изнутри породило - в условиях величайшего экономического кризиса 1929-33 г.г. – ту могучую силу сжатия, которая вынудила финансовую элиту сделать первые шаги к объединению. Возник "зеркальный", элитарный субъект преодоления отчуждения.

Ирония истории в том, что сегодня мы вынуждены всерьез заняться воссозданием и дальнейшим развитием самой что ни на есть частной собственности под флагом ее уничтожения, а противоположная система, объявившая частную собственность священной и неприкосновенной, на деле со времен Рузвельта ее последовательно уничтожает. Конечно, красногвардейцы не врываются в небоскребы на 5-й авеню. Но происходит нечто по существу более драматичное: финансовая элита руками государства медленно, но верно монополизирует и централизует – слой за слоем – высшие формы экономической деятельности. Правда, здесь сделаны только начальные шаги. Капитал – это не вещь, а отношение, самовоспроизводящаяся стоимость. Частичное ограничение возможностей вкладывать и использовать капитал равно его частичному уничтожению: свеча остается в руках собственника, но пламя ему уже не принадлежит. Это есть самая настоящая, по Марксу, экспроприация капиталистов. Только субъект такой экспроприации иной: вместо диктатуры пролетариата - власть финансовой элиты. Непопулярный ныне тезис о неизбежной гибели капитализма, который продолжает числиться среди догматов марксистского вероучения, давно пора снять, и вовсе не потому, что Маркс оказался неправ, напротив, - потому, что капитализм давно уже погиб. Причем российская революция имеет к этому самое прямое, хотя и непредвиденное отношение.

Государственно-монополистический капитализм времен первой мировой войны отличается от современного западного элитаризма принципиально: как временное, силовое упразднение экономических отношений – от поэтапного их уничтожения-снятия. ГМК – неустойчивое, переходное состояние, которое разрешается двояко: либо по миновании военной необходимости вновь выпускается на свободу нормальный капитал, либо возникает госмонополистический социализм в результате перехода власти от диктатуры олигархии к диктатуре пролетариата. Элитаризм же – шаг не просто в новый способ производства, а в новый, надформационный тип развития.

...Завершается человеческая предыстория, и мир вступает в новую эпоху, эпоху преодоления отчуждения, уничтожения частной собственности; но это историческое движение будет совершаться в двух взаимосвязанных формах – под флагом справедливости и под флагом свободы, в двух противостоящих друг другу и одновременно нуждающихся друг в друге системах - коммунизма и элитаризма. Коллизия российской истории, вскрытая "Вехами", не разрешается, но приобретает одновременно общемировой характер.

Неумолимая логика прогрессирующего распада страны требует от нас отчетливого самосознания, безукоризненной логики мысли и действия. Как же мало времени осталось, и как мало надежд на проявление этих качеств дают бесконечно тянувшиеся десятилетия великого безмыслия и вселенской расхлябанности! Но или додумывать до конца – или испить эту чашу до дна.

Возвращение к Марксу от доморощенного "марксизма", возвращение к подлинному смыслу "Манифеста" выбивает утрамбованную почву из-под ног догматического Голиафа. Выясняется: уничтожение частной собственности в новую эпоху не разделяет нас с противоположной системой, а напротив, объединяет с ней. Подлинное раздвоение проходит по линии водораздела между равенством и свободой. Коммунизм есть овладение отношениями собственности плюс социальная справедливость.

Выясняется: мы давно живем без идеала. Пора осознать и это. Призрак коммунизма бродил по стране в годы первых пятилеток, бледнея на глазах, пока не испарился окончательно в 60-е годы. Но для Маркса коммунизм никогда не был, да и не мог быть социальным идеалом. Это переходная, промежуточная эпоха, первое отрицание бесчеловечной предыстории.

"Коммунизм есть необходимая форма ... ближайшего будущего, но как таковой коммунизм не есть цель человеческого развития, форма человеческого общества.

...Мы даже коммунизм называем ... еще не истинным, начинающим с самого себя положением, а только таким, которое начинает с частной собственности.

...Коммунизм – гуманизм, опосредованный с самим собой путем снятия частной собственности. Только путем снятия этого опосредования, - являющегося, однако, необходимой предпосылкой, – возникает положительно начинающий с самого себя, положительный гуманизм".[4]

Так однажды стучится в дверь неузнанная тысячекратно правда. Тогда мы всматриваемся в чужие лица подлинных родителей. Отверзаются рвы под Куропатами. Из полос тьмы на знакомых фотографиях выступают забытые фигуры. Пепел складывается в рукописи.

Что может означать для изверившейся страны это замещение коммунизма гуманизмом? Замену одного полустертого штампа другим? Что значило само это слово полтора столетия назад для молодого берлинского доктора философии?

В публицистической  статье 1842 года двадцатичетырехлетний младогегельянец Карл Маркс противопоставил расколу отчуждения, "духовному животному царству" - объединение вокруг святого Гумануса. Тому, кто отважится на поиски родословной этого святого, дано будет прикоснуться к тайнам...

Неоконченная, точнее, едва начатая поэма Гете "Тайны" - один из наиболее загадочных памятников европейской культуры. Сам автор придавал замыслу поэмы огромное значение. Впервые "Тайны" были напечатаны в собрании сочинений Гете, вышедшем в Лейпциге в 1787-1790 годах. Поэма начата 8-го августа 1784 года, о чем имеется свидетельство в письмах автора к г-же фон Штейн и Гердеру. В этот день было написано посвящение к ней, помещенное впоследствии автором во главе собрания его стихотворений. Традиция сохраняется и по сей день, - посвящение к "Тайнам" служит как бы напутствием ко всей жизненной работе Гете.

Но внутренних значений песни этой

Никто во всем не сможет разгадать...

Спустя три десятилетия, 15 ноября 1815 года, некий кружок студентов в Кенигсберге, собиравшийся для чтения и обсуждения поэтических произведений, обратился с письмом к еще здравствовавшему патриарху мировой литературы, прося его, ввиду возникших в кружке споров, дать свое истолкование этому таинственному отрывку. Неожиданно Гете откликнулся, причем, по тем временам весьма оперативно, и написал заметку под заглавием: "Тайны. Фрагмент Гете", которая была помещена в "Моргенблатт" от 27-го апреля 1816 года. Пространный комментарий автора, как по объему, так и по содержанию значительно превосходит сам комментируемый фрагмент. Собственно, из опубликованного текста "Тайн" читатель успевает лишь узнать о том, как некий монах, заблудившийся в гористой местности, попадает в приветливую долину, где находит двенадцать таинственных рыцарей. Прочее осталось невоплощенным. Что же именно?

Вслушаемся в тихий голос старого Гете:

"Чтобы дать теперь понять мои дальнейшие намерения, а вместе с тем и выяснить и общий план и цель стихотворения, я открою, что имелось в виду провести читателя... через различные области горных, скалистых и утесистых вершин... Мы посетили бы каждого рыцаря-монаха в его жилище и из созерцания климатических и национальных различий узнали бы, что эти отменные мужи собрались сюда со всех концов земли, где каждый из них перед тем чтил Бога на свой лад в тиши".

"Читатель заметил бы, что различнейшие образы мыслей и чувств, развиваемые и запечатляемые в человеке атмосферою, страною, народностью, потребностью, привычкой, призваны явиться здесь, на этом месте, воплощенными в выдающихся индивидах, и что здесь находит свое выражение жажда к высшему усовершенствованию, не полному в отдельном лице, но достойно завершающемуся в совместной жизни."

"Но для того, чтобы все это стало возможным, они собрались вокруг человека, носящего имя Гуманус; на это бы они не решились, если бы не чувствовали некоторой близости, некоторого сходства с ним".

"При этом оказалось бы, что каждая религия в отдельности достигает в известное время высшего расцвета своего и приносит плод свой, и что тогда она сближается со сказанным выше верховным вождем и посредником, и даже вполне сходится с ним. Эти эпохи должны были явиться закрепленными и воплощенными в двенадцати представителях так, чтобы каждое признание Бога и добродетели, в каком бы удивительном образе оно ни предстало перед нами, являлось нам всегда достойным всякой чести и любви".

"И теперь после долгой совместной жизни Гуманус мог прекрасно покинуть их, ибо дух его воплотился в них всех и, принадлежа всем, не нуждался более в собственной земной оболочке".

Так вот какие космические бездны открывает поиск утраченных духовных корней нашей революции! Вот какова родословная отечественных Робин-Гудов, умеющих лишь отнимать и делить поровну!

Сегодняшний "марксизм" отрезает, отгораживает нас от мира общечеловеческих ценностей, превращает в остров погибших кораблей в океане мировой истории. Подлинный Маркс - средоточие европейской культуры, концептуальный и духовный мост, связывающий нас с прошлым и будущим всего человечества.

Конечно, гуманистический горизонт Маркса куда более узок, чем вселенский охват Богочеловечества у Соловьева, да и нравственный смысл гуманизма далеко не достигает высот всеобщего воскрешения Николая Федорова. Однако теоретический взор Маркса, лишь скользнув в молодости по отдаленным вершинам, был затем всю жизнь прикован к таинственной слепящей кромке, на которой будущее переплавляется в прошлое. Предшествующие мыслители спешили не глядя перемахнуть пропасть между идеалом и реальностью, их ценности для своего земного торжества нуждались в Апокалипсисе. Маркс впервые поставил цель соединить лед реальности и пламень идеала в действительном коммунистическом действии.

Какова мера ответственности самого Маркса за те деяния, которые совершали российские борцы за справедливость от его имени? Не стоит спешить с ответами на такие вопросы. Должно быть ясно одно: те, кто искренне считали себя наследниками Маркса, унаследовали его демонов, проклятье, тяготевшее над Книгой его жизни, но полностью утеряли ее созидательный смысл.

Поэтому беспочвенны и безответственны попытки избавиться от великого дара Запада – марксовой мечты и плана осуществить прорыв через царство осознанной необходимости в мир гуманизма. Но эта мечта и этот план должны быть возвращены, воссоединены со всем контекстом мировой, западной и русской культуры; царство свободы – с эсхатологическим царством русской религиозной философии, категория "отчуждения" Маркса – с бердяевской "объективацией". Нынешнему поколению советских людей, которое уже не будет жить при коммунизме, нужно вернуть смысл жизни, подлинный смысл таких слов как "коммунизм" и "гуманизм".

Коллизия свободы и справедливости проходит через всю историю. На протяжении предысторического царства естественной необходимости она постепенно прорастает и обостряется, поляризуя изнутри культуру каждого этноса. В границах предстоящего царства осознанной необходимости это противоречие разделяет человечество на две системы, разрывая внутренний мир человека на два несовместимых идеала. И только в эпоху гуманизма оно станет источником развития каждой личности и общества в целом, постоянно нарушаемым и вновь восстанавливаемым на более высоком уровне единством возвышающих друг друга в своей деятельности свободных и равных индивидов.

 

ИЗ КНИГИ "ПОСЛЕ КОММУНИЗМА"

 

84. 06.22. – 07.11.

{В ЧЕМ СОСТОИТ УНИЧТОЖЕНИЕ ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ?}

 

1. ОТЧУЖДЕНИЕ – ИСТОРИЧЕСКИ ИСХОДНАЯ КАТЕГОРИЯ МАРКСИЗМА. ПРОГРАММА ЭКОНОМИЧЕСКО-ФИЛОСОФСКИХ РУКОПИСЕЙ 1844 Г.

 

"...Производительные силы выступают как нечто совершенно независимое и оторванное от индивидов, как особый мир наряду с индивидами; причиной этому – то, что индивиды, силами которых они являются, раздроблены и противостоят друг другу, между тем, как эти силы, со своей стороны, становятся действительными силами лишь в общении и во взаимной связи этих индивидов. Таким образом, на одной стороне – совокупность производительных сил, которые приняли как бы вещную форму и являются для самих индивидов уже не силами индивидов, а силами частной собственности... На другой стороне находится противостоящее этим производительным силам большинство индивидов, от которых оторваны эти силы..."[5]

То, что производительные силы "приняли как бы вещную форму" означает, что они противостоят индивидам в качестве господствующих над ними производственных отношений: "...Вещное отношение зависимости – это не что иное, как общественные отношения, самостоятельно противостоящие по видимости независимым индивидам, т.е. их производственные отношения друг с другом, ставшие самостоятельными по отношению к ним самим..."[6]

Таким образом, уничтожение частной собственности состоит в овладении всей совокупностью господствующих над индивидами производственных отношений, а тем самым – в присвоении отчужденных в этой вещной форме общественных производительных сил.

"Это закрепление социальной деятельности, это консолидирование нашего собственного продукта в какую-то вещную силу, господствующую над нами, вышедшую из-под нашего контроля, ... является одним из главных моментов во всем предшествующем историческом развитии. Социальная сила, возникающая благодаря обусловленной разделением труда совместной деятельности различных индивидов, – эта социальная сила вследствие того, что сама совместная деятельность возникает не добровольно, а стихийно, представляется данным индивидам не как их собственная объединенная сила, а как некая чуждая, вне их стоящая власть, о происхождении и тенденциях развития которой они ничего не знают; они, следовательно, уже не могут господствовать над этой силой, – напротив, последняя проходит теперь ряд собственных фаз и ступеней развития, не только не зависящих от воли и поведения людей, а, наоборот, направляющих эту волю и это поведение"[7].

"...С коммунистическим регулированием производства, устраняющим ту отчужденность, с которой люди относятся к своему собственному продукту, исчезает также и господство отношения спроса и предложения, и люди снова подчиняют своей власти обмен, производство, способ своих взаимных отношений..."[8]

Частная собственность есть результат вполне определенного исторического развития общества; она выступает как сложившаяся в итоге этого развития совокупность отчужденных общественных производительных сил, принявших форму господствующих над индивидами производственных отношений. Следовательно, ее уничтожение суть последовательное снятие отчуждения, т.е. присвоение, освоение всех этих производительных сил. Поэтому робин-гудовское "...упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее"[9].

"Для уничтожения... частной собственности в реальной действительности требуется действительное коммунистическое действие"[10]. Начавшись как лихая "красногвардейская" атака на капитал"[11], оно не остановится на этом и "...будет проделывать в действительности весьма трудный и длительный процесс"[12].

...Цель коммунистического преобразования общества для Маркса вовсе не сводится к высвобождению развивающейся абстракции производительных сил от тормозящей абстракции производственных отношений, целью является освобождение человека от всех конкретных форм гнета отчужденных производственных отношений, возвращение человеку отчужденной человеческой сущности[13].

...Когда с айсберга собственности лихим кавалерийским ударом сшиблена часть торчащей из воды верхушки-капитала, подводная глыба тяжело приподымается из глубины, и наружу выступает качественно новый слой отношений частной собственности. Частная собственность неизмеримо древнее, чем ее исторически последняя форма – капитал, и первый слой отчужденных производственных отношений лег в ее основу во времена распада архаических общин и начала общественного разделения труда. Гнет частной собственности и количественно и качественно представляет собой тяжелый груз, многослойные напластования отчужденных отношений, накапливавшихся тысячелетиями.

Коммунизм – как по своему содержанию, так и по масштабам решаемой задачи – соизмерим отнюдь не с капитализмом, а только со всей предшествующей историей.

Коммунизм – это целая эпоха, а не один способ производства.

...Сегодня перед теми, кто, решив задачу "упразднения" капитала, ищет заветный ключ к строительству нового общества, неизбежно встает новая задача: давно пора, пока еще не поздно, через общее понимание сущности уничтожения частной собственности переходить к детальному представлению о специфических этапах, через которые должен проходить этот закономерный процесс.

Маркс помимо общего методологического каркаса для осуществления подобной работы оставил нам и ключ к последовательности этапов. В рукописях 1844 г. содержится гениальная догадка о том, что "снятие самоотчуждения проходит тот же путь, что и самоотчуждение"[14], "...уничтожение отчуждения исходит всегда из той формы отчуждения, которая является господствующей силой..."[15]

...Практически задача уничтожения частной собственности заключается в овладении производственными отношениями – а тем самым в присвоении отчужденных производительных сил – в порядке, обратном тому, в котором происходило их отчуждение. Теоретически же задача сведена к установлению последовательности качественных этапов процесса отчуждения, а затем – к ее обращению, отражению относительно исторической "оси симметрии", разделяющей период становления отчуждения и эпоху его преодоления, эпоху коммунистических способов производства.

Раскрыв в общих чертах сущность уничтожения частной собственности, Маркс затем ...сосредоточил свои усилия на исследовании не всех этапов процесса развития отчуждения, а только одного, но зато важнейшего, заключительного этапа, и соответственно – на изучении не всех форм развития частной собственности, а только высшей ее формы, капитала.

В таком подходе был не только огромный политический, но и важный методологический смысл: в ситуации крайней ограниченности достоверного исторического материала, относящегося к докапиталистическим способам производства, анализ высшей, заключительной формы процесса отчуждения мог послужить единственным ключом ко всем предшествующим его формам: "Буржуазное общество есть наиболее развитая и наиболее многообразная историческая организация производства. Поэтому категории, выражающие его отношения, понимание его структуры, дают вместе с тем возможность заглянуть в структуру и производственные отношения всех тех погибших форм общества, из обломков и элементов которых оно было построено... Буржуазная экономика дает нам, таким образом, ключ к античной и т.п."[16]

 

2. "НЕМЕЦКАЯ ИДЕОЛОГИЯ": МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЕ ПОНИМАНИЕ ИСТОРИИ КАК ПОНИМАНИЕ МАТЕРИАЛЬНОГО ИСТОЧНИКА И МЕХАНИЗМА ОТЧУЖДЕНИЯ

 

Мы уже видели, что в известном фрагменте "Отчужденный труд" Маркс ставит перед собой задачу уяснения сущности самого процесса отчуждения, а конкретнее – последовательности форм отчуждения, соответствующих этапам человеческого развития.

Первоначально в этой задаче Маркс видел лишь средство для того, чтобы вывести все категории политэкономии из понятия "отчуждения", т.е. увидеть логическое в историческом. Однако затем эта задача приобрела самостоятельную ценность: в этапах самоотчуждения Маркс увидел последовательность этапов его снятия, т.е. коммунизма. Соответствующий фрагмент о коммунизме, который Маркс начинает словами "снятие самоотчуждения проходит тот же путь, что и самоотчуждение...", является примечанием к недошедшим до нас фрагментам "Рукописей", которые, очевидно, и содержат первоначальный набросок этапов самоотчуждения. Однако они могли представлять собой лишь феноменологию, а не логику отчуждения, поскольку его сущность была вскрыта только в "Немецкой идеологии", в ходе углубленной разработки материалистического понимания истории.

...В фокусе рассмотрения "Немецкой идеологии" находится категория СПОСОБ ПРОИЗВОДСТВА, которая, в свою очередь, выступает как единство определенного СПОСОБА (совместной) ДЕЯТЕЛЬНОСТИ и соответствующей ему ФОРМЫ ОБЩЕНИЯ.

Ключ к пониманию дальнейшего – в понятии конкретно-всеобщего.[17] Соотношение между способом деятельности и формой общения у Маркса фактически трактуется двояко. Взятые в феноменологии, в качестве конкретно-всеобщего они абстрактно противостоят друг другу. В качестве развитого конкретно-всеобщего они в своем взаимопроникновении образуют целостную ткань способа производства.

Трактовка в "Немецкой идеологии" этого сущностного слоя материалистического понимания истории в самом общем виде сводится к следующему.

Способ деятельности, понимаемый как развитое конкретно-всеобщее, представляет собой совокупность соответствующих ему особенных форм деятельности, объединяемых формой общения (понимаемой как развитое конкретно-всеобщее) в качестве системы производственных отношений. Форма общения как конкретно-всеобщее есть основное производственное отношение данного способа производства. Способ деятельности как конкретно-всеобщее есть основная (всеобщая) форма деятельности данного способа производства, есть ("в себе") его основная производительная сила.

Исторический процесс развития и смены способов производства есть процесс разрешения противоречия между возникающими и развивающимися новыми способами деятельности (производительными силами) и сковывающими их прежними формами общения (производственными отношениями).

В свою очередь, развитие и смена форм общения выступает как процесс развития разделения труда.[18]

...Основная форма деятельности по отношению к "своему" способу производства выступает как производительная сила "в себе"; исторически последующий, более высокий способ производства действительно превращает ее в свою производительную силу и т.п.

 

3. ПРИСВОЕНИЕ ПРИРОДЫ КАК ОТЧУЖДЕНИЕ

 

"История – не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека".[19]

...Человеческая история есть история человеческой деятельности. Деятельность, в свою очередь, выступает в определенных конкретно-исторических формах. Эти формы являются общественными. В этом качестве они опосредуют человека с его деятельностью, а, следовательно, обретают по отношению к нему самостоятельность, власть над ним.[20] Эта власть выражается двояким образом. С одной стороны, форма деятельности индивида навязывается ему обществом извне, в качестве господствующего способа деятельности, в качестве отчужденной от него и захватившей над ним власть производительной силы. С другой стороны, его отношения с другими индивидами в процессе совместной деятельности точно так же выступают как господствующие над ним, предписанная, навязанная извне форма общения.

В этом-то и скрыт ответ на вопрос, почему именно производительным силам (а не наоборот – производственным отношениям) свойственно "имманентно развиваться". Производительная сила есть "субстанция-субъект" именно потому, что ее субстанцией является материальная деятельность, субъектом которой выступает живой, деятельный, присваивающий природу человек.

Здесь мы сознательно оставляем в стороне саму диалектику развития и смены форм деятельности, точное установление, в чем именно состоит определяющая роль средств производства и т.д., с тем, чтобы сосредоточиться только на одном аспекте материалистического понимания истории, а именно – на развитии форм присвоения природы человеком.

..."Всякое производство есть присвоение индивидом предметов природы в рамках определенной формы общества и посредством нее".[21]

Определенный способ производства есть процесс присвоения обществом природы, присвоения, опосредованного основным производственным отношением данного способа производства. Природа присваивается не в абстрактно-доисторической, давно несуществующей форме, а в общественно-определенной, в форме основного производственного отношения.

Однако что здесь выступает в качестве "природы", т.е. содержания, присваиваемого в этой форме?

Общество, на определенном отрезке исторического развития становящееся тождественным своему господствующему способу производства и в этом качестве неразложимое на абстрактные "природу без общества" и "общество без природы", представляет собой органическую целостность, выступает как субстанция-субъект дальнейшего общественного развития.

Это развитие (источник и механизм которого здесь не рассматривается!) протекает через возникновение в недрах господствующего способа производства новой основной формы деятельности и затем – становление нового основного производственного отношения.

Борьба нового способа производства с прежним и его победа означает присвоение обществом самого себя через форму нового основного производственного отношения. Новым содержанием, присваиваемым в этой форме, является, таким образом, уже не доисторическая, а очеловеченная "природа" в форме, т.е. в оболочке исторически предшествующего основного производственного отношения. Новый способ производства в качестве "общества" присваивает прежний в качестве "природы". При этом новая основная форма деятельности присваивает прежнюю в качестве своей производительной силы.

Таким образом, то, что присваивается обществом в качестве природы в рамках определенного способа производства, представляет собой как бы "матрешку", в самой сердцевине которой скрыта абстрактно-девственная, Дочеловеческая природа, присвоенная в форме основного производственного отношения первичного, архаического способа производства. Каждому способу производства, взятому в исторической последовательности, соответствует новый слой этой матрешки – его основное производственное отношение, выступающее как форма присвоения предшествующего способа производства, а следовательно – в его оболочке – и всех предшествующих способов, вплоть до исходного, архаического, который, подобно ореху, заключает в своей скорлупе нетронутые деятельностью человека фейербаховские "коралловые острова".[22]

В результате развития производственной деятельности между абстрактной природой и присваивающим ее абстрактным индивидом воздвигается цепь посредников, вложенных друг в друга типов производственных отношений, отражающих историческую последовательность способов производства. Присвоение природы оказывается ее отчуждением и наоборот.

"...Присвоение, освоение выступает как отчуждение, а отчуждение выступает как присвоение..."[23]

"Промышленность является действительным историческим отношением природы, а, следовательно, и естествознания, к человеку.

Становящаяся в человеческой истории – этом акте возникновения человеческого общества – природа является действительной природой человека; поэтому природа, какой она становится – хотя и в отчужденной форме – благодаря промышленности, есть истинная антропологическая природа".[24]

Теперь мы можем дать точный ответ на вопрос о том, в какой форме должна быть представлена "анатомия человека" для того, чтобы она могла послужить "ключом к анатомии обезьяны".[25] Анатомия капитала как увенчанная им самим иерархия соподчиненных типов производственных отношений как раз и выступает как палеонтология всех исторически предшествующих способов производства. Но с точки зрения решаемой нами задачи – установления последовательности этапов отчуждения – в качестве средства в равной степени могут быть использованы как "анатомия", так и "палеонтология": эта последовательность, взятая в одном отношении, выступает как историческая последовательность господствующих производственных отношений различных способов производства, а в другом – как иерархия типов производственных отношений, подчиненных капиталу.

"...Более простая категория может выражать собой господствующие отношения менее развитого целого или подчиненные отношения более развитого целого, т.е. отношения, которые исторически уже существовали раньше, чем целое развилось в ту сторону, которая выражена в более конкретной категории. В этом смысле ход абстрактного мышления, восходящего от простейшего к сложному, соответствует действительному историческому процессу".25

"...Наш метод показывает те пункты, где должно быть включено историческое рассмотрение предмета, т.е. те пункты, где буржуазная экономика, являющаяся всего лишь исторической формой процесса производства, содержит выходящие за ее пределы указания на более ранние исторические способы производства.. Эти указания наряду с правильным пониманием современности дают в таком случае также и ключ к пониманию прошлого: это самостоятельная работа, к которой тоже мы надеемся еще приступить".[26]

Мы стоим перед проблемой установления сущностных этапов отчуждения, поставленной уже в "Экономическо-философских рукописях 1844 г.", заняться решением которой Марксу так и не довелось.

 

4. ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ СПОСОБОВ ПРОИЗВОДСТВА КАК ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНЫЕ ЭТАПЫ ОТЧУЖДЕНИЯ

 

В этом разделе мы даем краткий, имеющий сугубо предварительный характер очерк феноменологии отчуждения. Ограниченной постановке задачи соответствует ограниченный характер используемых логических средств: феноменология отчуждения здесь выступает как логика присвоения.

Общий характер этой логики был уже обрисован выше, когда процесс смены способов производства был представлен как естественно-исторический процесс присвоения природой самое себя. "Природа" при этом выступает в общественно-определенной форме: новый способ производства в качестве "общества" присваивает прежний в качестве "природы".

С точки зрения логики присвоения задача выглядит следующим образом: необходимо вывести всю "цепь опосредующих звеньев", т.е. этапов отчуждения, опосредующих полюса присвоения, и при этом показать, в каком именно смысле первое звено является первым (т.е. выступает как становление отчуждения), а последнее с необходимостью кладет предел этому процессу и означает необходимость революционного перехода к снятию, преодолению отчуждения.

Присвоение природой самое себя имеет место уже на биологической ступени эволюции. Субъект присвоения, прежде чем стать обществом, выступает как биологическое сообщество, вид.

В чем же, однако, состоит differentia specifica, качественное отличие социального присвоения от биологического? Использование орудий как таковое не может служить таким отличием (бобры, строящие плотины, орлы, раскалывающие черепашьи панцири о камни и т.п.). "Коллективистский", "альтруистический" характер поведения индивида, т.е. его направленность на достижение целей сообщества, также часто встречается в животном мире.

Использование орудий и "альтруистическая" форма поведения являются важными, но внешними сторонами исторически первого, архаического способа производства. И то и другое здесь, как и на биологическом уровне, является еще бессознательным, стереотипным поведением индивидов. Качественное различие биологической и социальной формы присвоения заключено в механизме воспроизводства стереотипного поведения. В первом случае он имеет генетическую природу, во втором – социальную. Воспроизводство стереотипов поведения в сообществе предков человека осуществляется первоначально через подражание, а закрепление тех из них, которые оказываются целесообразными – через естественный отбор на уровне сообществ.

Социальный механизм воспроизводства стереотипов значительно расширяет диапазон, резко ускоряет темп эволюционного развития, при этом сохраняя биологическую универсальность отдельных индивидов. В этом смысле человек с самого начала выступает как zoon politikon, общественное животное, т.е. такое животное, стереотипы поведения которого заложены не в нем (т.е. генетически), а вне его, в социальной форме общения. Сущность человека – не в его генотипе, а в совокупности всех общественных отношений. Поэтому животным рождаются, человеком лишь становятся.

Таким образом, основным производственным отношением архаического способа производства является стереотип, обычай. Этот обычай выступает как социальный, поскольку в нем закрепляются не любые, а именно альтруистические, обеспечивающие выживание целого формы индивидуального поведения. С другой стороны, закрепление форм деятельности не через механизм наследственности, а в качестве социальных стереотипов впервые создает возможность освоения, закрепления и передачи разнообразных и сложных форм орудийной деятельности, благодаря чему человек оказывается способным в ходе эволюции перейти от простого присвоения природы к ее активному освоению, приспособлению к своим нуждам.

По мере развития и усложнения стереотипных форм деятельности и поведения механизм их воспроизводства через подражание становится ограничением этого процесса. Возникает система регулирующих социальное поведение норм и правил, воспроизводство которых осуществляется через специальный механизм обучения и социального контроля. Форма общения приобретает новое качество – становится ритуализированной: соблюдение каждым индивидом принятых форм деятельности и поведения контролируется сообществом извне. Тем самым создается возможность передачи через обучение сложных форм деятельности типа технологических цепочек, состоящих из многих отдельных этапов или операций.

Важнейшую роль имеет состоящая из двух этапов цепочка "изготовление орудия – использование орудия". Если для воспроизводства стереотипа использования орудия оказывается достаточным механизм подражания, то воспроизводство технологии изготовления орудия с необходимостью связано с механизмом обучения и внешнего контроля. Поэтому только на данном этапе возникает человек как toolmaking animal. Основным производственным отношением этого способа производства – назовем его первично-коллективным – является ритуал, "пред-мораль".

Последним из трех доисторических способов производства (т.е. таких, в которых еще не возникла частная собственность, в какой бы то ни было форме) является родовой способ производства. Возникает род, т.е. система кровнородственных связей, который выступает здесь как основное производственное отношение.

...Следующие три слоя отчуждения образуют основные производственные отношения первобытно-общинного, азиатского и рабовладельческого способов производства.

В первобытнообщинном способе производства, как известно, основным производственным отношением является отношение личной собственности. Здесь наряду с совместно используемой общинной землей появляются участки, выделенные для индивидуальной обработки, возникает личная собственность на орудия труда, различные формы обособления быта. Тем самым, отношение личной собственности "вклинивается" в качестве опосредующего звена между индивидом и родом, к которому он принадлежит.

Азиатский способ производства возникает как обеспеченное военным путем господство одной общины (выступающей как "царский род") над другими. Основным производственным отношением является внеэкономическое принуждение или отношение эксплуатации в своем "чистом", исходном виде. Причем, первичным, неразложимым далее объектом эксплуатации выступают целостные общины, "эти маленькие, стереотипные формы социального организма",[27] а не отдельные индивиды.

Господствующая община тем самым превращается в исторически первую форму государства – аппарат прямого насилия, а господствующий род становится "классом-в-себе", первым эксплуататорским классом. Община, бывшая господствующей формой деятельности предыдущего способа производства, в азиатском способе становится производительной силой.

В рамках рабовладельческого способа производства "голое" внеэкономическое принуждение опосредуется законом (отношением регламентации). В качества основного производственного отношения закон устанавливает порядок, вид, меру насилия, применяемого только в каждом конкретном случае нарушения регламентированных им отношений. Закон делает возможным поддержание контроля над огромными разноплеменными империями, обеспечивает развитие торговли. Способ деятельности, связанный с внеэкономическим принуждением, выступает здесь как производительная сила в различных формах рабства, регламентируемых законом.

Последние три слоя отчуждения ... составляют основные производственные отношения седьмого, восьмого и девятого способов производства – феодализма, абсолютизма и капитализма.

В отличие от закона, жестко предписывающего, регламентирующего определенные действия, право лишь устанавливает систему ограничений, в пределах которых возможны любые действия, не выходящие за их рамки. Только начиная с этой ступени возможно говорить о "правах и обязанностях", "индивидуальной свободе", "взаимных обязательствах", и т.п. Смешение "закона" с "правом" в обыденном понимании является следствием того, что право в качестве более позднего слоя отчуждения по отношению к предыдущему выступает как форма по отношению к содержанию: закон как свод регламентации превращается в закон как свод ограничений, т.е. закон, в котором фиксируется право. Но это свойственно любым двум последовательным слоям отчуждения: род превращает мораль в родовую мораль; насилие ставит на место общинной личной собственности дань, военную добычу; закон превращает голое насилие в санкцию за нарушение регламентации, установленной законом и т.п.

Основным производственным отношением феодального способа производства выступает право[28] в форме вассалитета, феодального права.

Между феодализмом и капитализмом, точно так же, как (в предыдущей "триаде") между первобытно-общинным строем и рабовладельческим, находится еще один переходный способ производства – абсолютизм. Но если последний в таком качестве вообще безнадежно затерялся ... , то по поводу азиатского способа ведутся нескончаемые споры, вызванные отнюдь не дефицитом фактического материала (он как раз имеется в избытке), а отсутствием адекватных понятийных средств различения.

При абсолютизме право из господствующего производственного отношения превращается в то, что можно купить. Основной формой зависимости крестьян становится денежная рента. С другой стороны, благодаря деньгам образуется новый слой аристократии ("дворянство плаща" наряду с "дворянством шпаги"). Деньги становятся средством перехода в более высокое сословие. Массы выкупившихся крестьян пополняют ряды свободных ремесленников, объединяющихся в цехи. В городах под сенью Магдебургского права расцветают могущественные купеческие гильдии, расширение торговли приводит к образованию национального рынка. И все это торгашеское буйство поощряется абсолютным монархом, расширяя, в свою очередь, его финансовую мощь, которую, в опоре на наемное войско и свободные города, он использует для ликвидации феодальной раздробленности.

Основным производственным отношением абсолютизма как способа производства является товарно-денежное отношение.

Товарно-денежные отношения ... существуют при капитализме и даже занимают в нем весьма почетное место. Однако точно так же существуют право, закон, и даже старинное рабство не торопится перейти в разряд ископаемых.[29] Но главенствует над всем этим капитал в качестве основного производственного отношения. Товарно-денежные отношения образуют лишь "материю" капитала, однако сам он – качественно новая форма существования этой материи, самовозрастающая стоимость.

При капитализме деньги – это средство делать деньги, и это свойство они приобретают только в качестве капитала. При абсолютизме деньги – это только средство купить себе право перейти в более высокое сословие. С другой стороны, для высших сословий, нуждающихся в деньгах, средством их получения является сословное право. Деньги обмениваются на право, а право обменивается на деньги. Имеющие деньги постепенно приобретают права, имеющие права спускают их за деньги. Эти два встречных потока медленно просачиваются сквозь систему сословных плотин и шлюзов, которая, наконец, взрывается буржуазной революцией.

Начиная с четвертого способа производства природа присваивается индивидом только в форме личной собственности (естественно, бдительное отчуждение следит, чтобы при сем блюлись интересы многочисленных родственников, делались реверансы в сторону господствующей морали и отдавалась дань священным обычаям). Каждое последующее производственное отношение поочередно выступает как новый способ присвоить предмет природы в качестве своей личной собственности, однако, оно же тем самым на одно звено увеличивает цепь посредников между собственником и предметом его вожделений. Насилие – это способ присвоить чужую личную собственность; закон – способ превратить неупорядоченный грабеж в контролируемую производительную силу; право – способ поставить закон на службу противоречивым интересам класса собственников; деньги – способ приобрести право; капитал – способ произвести деньги...

Здесь цепочка посредников обрывается, поскольку уникальность капитала как производственного отношения состоит в том, что он есть самовоспроизводящееся отношение, есть способ произвести самого себя. Именно поэтому капитал является последней формой отчуждения.

Теперь мы можем в явной форме перечислить все слои отчуждения, т.е. основные производственные отношения исторически последовательных способов производства.

 

 

NN             Способ производства                                                                     Основное производственное отношение               
                                                                                                                                                                 

 1                                 Архаический                                                                                   Стереотип                 
                                                                                                                                            
2                                 Первично-коллективный                                                               Ритуал                                            
                                                                                                                                                  
3                                 Родовой                                                                                             Род                                                  
                                                                                                                                                  
4                                 Первобытно-общинный                                                                Личная собственность               
                                                                                                                                                  
5                                 Азиатский                                                                                         Власть                                            
                                                                                                                                                  
6                                 Рабовладельческий                                                                         Закон                                              
                                                                                                                                                  
7                                 Феодальный                                                                                     Право                                             
                                                                                                                                                  
8                                 Абсолютистский                                                                             Деньги                                           
                                                                                                                                                  
9                                 Капиталистический                                                                        Капитал

 

Однако, мы не занимается историческими изысканиями. История отчуждения – лишь средство построить теорию его преодоления. Теперь, наконец, мы видим первое, еще расплывчатое отражение будущего в зеркале исторических вод.

 

 5. КОММУНИЗМ КАК ПРЕОДОЛЕНИЕ ОТЧУЖДЕНИЯ.

 

"Коммунизм как положительное упразднение частной собственности – этого самоотчуждения человека – и в силу этого как подлинное присвоение человеческой сущности человеком и для человека; а потому как полное, происходящее сознательным образом и с сохранением всего богатства предшествующего развития, возвращение человека к самому себе как человеку общественному, т.е. человечному... есть действительное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом".[30]

Коммунизм для Маркса "... означает становление практического гуманизма".[31] Сам этот гуманизм "...есть положительная действительность человека, уже не опосредуемая отрицанием частной собственности, коммунизмом. Коммунизм есть позиция как отрицание отрицания, (т.е. отрицание отчуждения, которое, в свою очередь, есть отрицание сущности человека. – АВТ.) поэтому он является действительным, для ближайшего этапа исторического развития необходимым моментом эмансипации и обратного отвоевания человека. Коммунизм есть необходимая форма и энергический принцип ближайшего будущего, но как таковой коммунизм не есть цель человеческого развития, форма человеческого общества".[32]

..."Истинный исток и тайна"[33] робин-гудовской философии наших "марксистов" заключается в том, что они не отличают простое упразднение частной собственности от ее положительного упразднения, т.е. уничтожения /термины Маркса/. В результате этого невинного заблуждения и возникает легенда о коммунизме как об "идеальном способе производства", классическое определение которого якобы дается в "Критике Готской программы".

Мы видим, что Маркс разделяет развитие человечества на три эпохи. Первая из них – предыстория, эпоха отчуждения (включающая, как было показано, девять способов производства). Вторая – эпоха уничтожения частной собственности, каждый из способов производства которой является этапом снятия одного из слоев отчуждения. Третья – эпоха "положительного гуманизма", свободная ассоциация всесторонне развивающихся индивидов.

 

85.06.18-25

{ПАРАДОКСЫ "СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИКИ" (ГЛ. 1)}

 

...Целостное материалистическое понимание истории, в основных чертах развитое Марксом уже в 1844 г., охватывает помимо "предыстории" еще две эпохи, причем механизм развития во второй из них является прямым диалектическим отрицанием первого, а в третьей – снятием противоречия между ними.

Центральная категория "Экономическо-философских рукописей 1844 г." – категория "отчуждения". Материалистическое понимание истории, выраженное через эту категорию, состоит в следующем.

Источником движения общества является развитие производительных сил, которые человек помещает между собой и присваиваемой, осваиваемой посредством них природой. Тем самым они образуют новую, социальную "природу", лежащую между человеком и естественной природой.

Поскольку производительные силы имеют коллективный, общественный характер, эта новая природа может быть присвоена, использована человеком не непосредственно, а только в конкретной социально-экономической форме. Эта общественная форма присвоения, взятая в одном своем аспекте, как форма присвоения производительных сил, – есть конкретная форма отношений собственности, а в другом аспекте, как форма общения между людьми в процессе производства, – есть конкретная форма производственных отношений. И в этом смысле, по Марксу, собственность есть совокупность всех производственных отношений.

Социально-экономическая форма присвоения (иными словами – форма собственности, форма производственных отношений) оказывается неустранимым посредником между людьми и их производительными силами.

Власть посредника – эмпирически хорошо известный факт. ...Получается, что наши собственные производственные отношения воспаряют над нами подобно античному року, превращаются в чуждую, неконтролируемую, господствующую над нами силу.

Получается, не люди присваивают свои производительные силы как собственность, а отношение собственности, превратившись в субъекта, присваивает людей. Перед нами не человеческая история, а история отчуждения, история развития собственности. Именно в этом смысле Маркс называл всю предшествующую историю, включая и капитализм, человеческой предысторией.

...Первую эпоху, включающую капиталистический и все предшествующие ему способы производства, в которой развитие имеет характер естественно-исторического процесса, чьи закономерности неподвластны людям и не осознаются ими, Маркс называет "царством естественной необходимости". Этому царству, над которым в качестве слепой отчужденной силы господствует производство – человеческий "обмен веществ с природой", – противопоставляется "истинное царство свободы", лежащее вообще вне всякого производства и над ним. Однако эти два царства исторически должны быть опосредованы еще одним, промежуточным, где производственная деятельность людей еще необходима, но уже во все возрастающей мере подвластна их воле, где свобода еще лежит в границах необходимости, но сама необходимость уже является не естественной, а осознанной, и в этом смысле переходит в свободу: "Свобода в этой области может заключаться лишь в том, что коллективный человек, ассоциированные производители рационально регулируют этот свой обмен веществ с природой, ставят его под свой общий контроль, вместо того, чтобы он господствовал над ними как слепая сила... Но тем не менее это все же остается царством необходимости. По ту сторону его начинается развитие человеческих сил, которое является самоцелью, истинное царство свободы, которое, однако, может расцвести лишь на этом царстве необходимости, как на своем базисе" (К. Маркс, "Капитал", т.3).

Итак,

"Царство естественной необходимости" = "Предыстория"

"Царство осознанной необходимости" = "Эпоха коммунизма"

"Царство свободы" = "Эпоха гуманизма"

...Категория субъекта, чья деятельность состоит в познании объективных законов, превращении их в двигатель общественного развития и управлении этим развитием, должна стать центральной категорией материалистического понимания истории в коммунистическом типе развития.

 

83.11.18 – 12.13

{ИЗ ТЕЗИСОВ О ТЕОРИИ РЕАЛЬНОГО СОЦИАЛИЗМА}

 

Каковы главные черты нового способа производства?...

Важнейшая из них – превращение отношений собственности в общественную производительную силу. Повторим еще раз, что речь идет не просто о победе нового типа отношений собственности над прежним. Здесь мы сталкиваемся с качественно новым типом перехода между формациями.

Отношения собственности утрачивают в этом переходе роль сущностной границы способа производства, определяющей всю систему его производственных отношений. Теперь они уже сознательно используются в качестве новой общественной производительной силы. В этом качестве отношения собственности дают уникальную возможность мобилизовать производительный потенциал общества как целого, впервые подчинить эту мощную силу целям производства. Одновременно, где и когда это необходимо и уместно, там и тогда становится возможным использовать различные адекватные задаче и ситуации типы отношений собственности в качестве общественных производительных сил.

Вторая основная черта нового способа производства относится к материальной базе общества, доминирующему типу средств производства. Человеческий труд, а вместе с тем и человек как таковой уйдут из сферы материального производства... "...Историческое назначение капитала будет выполнено тогда,... когда прекратится такой труд, при котором человек сам делает то, что он может заставить вещи делать для себя, для человека" (Маркс, т.46, ч.1, стр.280).

Но что же составит в этих условиях основное содержание человеческой деятельности?

Человек становится опосредствующим звеном между сферой материального производства, основой своего существования, по отношению к которой он отныне выполняет только функцию развития, и сферой общественного сознания, совокупного духовного богатства общества, являясь одновременно его субстанцией и субъектом.

 

85.06.26 - 08.08

{ПАРАДОКСЫ "СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИКИ" (ГЛ. 2)}

 

...Тайна производственных отношений – один из "вечных вопросов" истмата, к тому же он строго табуирован жрецами храма общественных наук.

В тот роковой миг, когда Яхве произнес свое знаменитое проклятие: "В поте лица добывать ты будешь хлеб свой!..", дьявол шепотом добавил: "А главное – в отчужденной общественной форме будешь ты присваивать собственные производительные силы". А коль скоро функциональное назначение производственных отношений, этого порождения врага рода человеческого, состоит в присвоении производительных сил, их классификация определяется классификацией того, что присваивается в их форме.

Маркс не оставил нам полной классификации производительных сил не потому, что за этим стояла какая-то теоретически неразрешимая проблема... Однако все дело в том, что для Маркса этот вопрос был чисто академическим. Таким он перестает быть только когда общество вплотную подходит к эпохе преодоления отчуждения, уничтожения производственных отношений, и в силу этого должно конкретно и ясно увидеть свой новый предмет. Что касается общей структуры преодоления отчуждения, на этот счет Маркс оставил недвусмысленные методологические указания. "Снятие самоотчуждения проходит тот же путь, что и самоотчуждение..." "Уничтожение отчуждения исходит всегда из той формы отчуждения, которая является господствующей силой". (1844 г.) Дальнейшее было ясно.

Материалистическое понимание предыстории есть взгляд на развитие общества как на естественно-исторический процесс. Но особенно естественно эта истина выглядит по отношению к развитию производительных сил. Это во-первых. А во-вторых, производительные силы есть попросту силы природы, становящиеся силами общества. Но для человека этой эпохи "социальная природа" ничуть не лучше естественной, поскольку ее населяют отчужденные силы, которые не только не являются его силами, а, напротив, эксплуатируют его самого. Подлинный лик этой эпохи – не рафинированная "феноменология духа", а грубая феноменология развития вырастающих из природы производительных сил.

Технология – первая из трех таких главных общественно-природных сил. Она обуздывает и объединяет в комплексы силы дочеловеческой природы (свойства материалов, степени свободы обезьяньей конечности, физико-химические процессы и т.д.), "склеивая" их посредством энергетических связей.

Иерархичная структура сил – не новость для природы. Сила живой мышцы базируется на системе химических, а те, в свою очередь – физических сил и т.п. Технология венчает собой эту пирамиду, одновременно ложась в основание иерархии сил антропологической природы.

Организация объединяет различные технологии в целостные "комбинаты", склеивая их посредством информационно-управленческих связей. Теперь технология из самодовлеющей силы превратилась в производительную силу организации, и в этом качестве эксплуатируется ею.

Экономика сплавляет в единую силу разрозненные организации, пронизывая их всепроникающим эфиром стоимостных связей. Природа этих незримых силовых линий, открытых и исследованных Марксом, оказалась столь неуловимой, что даже человечество ХХ века, познавшее внутриатомные связи, до сих пор не в ладах с его открытием.

Этой "феноменологии производительных сил" могут быть сопоставлены две глубокие параллели – историческая и логическая.

Исторически "технологии" соответствует род – архаическая организация общества до появления частной собственности. Естественно-исторический процесс на этой стадии выглядит как борьба за существование множества этих "одноклеточных" социальных организмов, присваивающих силы природы и превращающих их в свои, – борьба, в которой выживает тот, кто добивается наибольшего успеха в таком присвоении. В этой борьбе – источник развития производительных сил общества.

В качестве "организаций" на историческую сцену вступают основанные на внеэкономическом принуждении "многоклеточные организмы" империй древнего мира. "Одноклеточная" варварская периферия образует для них ту среду, за счет которой они обеспечивают свое питание и рост. По мере такого объединения родов в империи война между родами переходит в ранние формы классовой борьбы.34

Тонкая паутина экономических связей между древними цивилизациями, постепенно уплотняясь, лишь в конце эпохи капитализма образует единую ткань мировой капиталистической экономики: "система превращается в целостность" /Маркс/, перерабатывая в свое экономическое тело все уцелевшие организмы "технологий" и "организаций" и заполняя этим телом, как единым "социоценозом", все отведенное для нее пространство земной поверхности.

Но тем самым положен предел экстенсивному, естественно-историческому типу развития. Экстенсивный рост экономики может продолжаться, покуда она находит вокруг себя в качестве предмета "низшие организмы" производительных сил – технологий и организаций. Но как только общество, развиваясь естественно-историческим путем, превращается в целостную экономику, упирающуюся кругом в самое себя, в собственные границы, – дальнейшее развитие возможно только при условии, если общество станет субъектом по отношению к самому себе, превратит себя в предмет собственной деятельности. Точнее, таким предметом могут теперь быть только образующие социальную ткань производственные отношения. Смена естественно-исторического типа развития на коммунистический становится необходимым условием дальнейшего развития.

Логическая параллель "феноменологии" основывается на понимании, что эти три по видимости самостоятельные общественно-природные силы отражают на самом деле три ступени становления одной-единственной производительной силы – труда.

Сначала труд превращается в производительную силу в его качественном аспекте, затем, на втором этапе – в количественном, и, наконец, – в аспекте меры. Иными словами, в производительную силу превращаются три основных свойства, аспекта, присущие труду как конкретно-всеобщему. В технологии используется способность труда производить широкий спектр качественно-различных продуктов, используя все разнообразие сил природы. В организации работает новая сила, возникающая из объединения двух и более разнокачественных процессов труда во вполне определенном количественном соотношении. Выигрыш возникает от того, что специализированный труд значительно более производителен. Однако, труд, произведенный в количестве, большем, чем то, которое определено организационным отношением, здесь еще теряется, пропадает зря.

Мера и есть отношение этого, прибавочного труда к необходимому, количество которого определяется организационным отношением, требованиями воспроизводства самой организации. Сущность экономики – прибавочный труд, превращенный в производительную силу.

Эту картинку легко соотнести с канонами политэкономического катехизиса, поняв, заодно, что они из себя представляют.

Диалектика превращения природной силы в общественную производительную силу такова, что в нем можно выделить три ступени становления. Вначале эта сила выступает как предмет /т.е. то, что берется из природы и используется непосредственно в своем природном качестве/, затем – как средство (т.е. то, что используется, например, в качестве орудия для обработки предмета труда/ и, наконец, как продукт )т.е. искусственно воспроизводимая вещь, которой придается определенное, заранее заданное свойство/.

Применительно к технологии эта схема дает такие этапы ее становления как производительной силы:

- предмет труда (одушевленный или неодушевленный),

- орудие труда (одушевленное или неодушевленное),

- средство производства (понимаемое двояко – и как наделенный способностью к орудийной деятельности общественный человек, и как искусственно воспроизводимое орудие).

Качественно различные производственные процессы образуют теперь верхний слой сил "природы", превращение которых в производительные силы происходит в рамках организации.

Этапы становления производительной силы организации следующие:

- разделение труда,

- кооперация труда,

- "общественная комбинация труда" (Маркс).

Наконец, ступени становления экономики – или, что то же самое, этапы превращения прибавочного труда в производительную силу, таковы:

- производительный труд,

- общественно-полезный (товаропроизводящий) труд,

- наемный труд.

Вначале прибавочный труд обнаруживается в организационной "природе" в качестве божьего дара и используется как дойная корова, приносящая конкретную потребительную стоимость. Затем он превращается в универсальное средство получить любую потребительную стоимость, т.е. в источник общественной потребительной стоимости, заключенной в произведенном продукте как в товаре. Остается только превратить эту чудесную силу прибавочного труда из ненадежного дара природы в стабильно производимый продукт – наемный труд. Производимый – но кем? Перед нами совершенно уникальная производительная сила, которая обладает способностью не только производить любую мыслимую потребительную стоимость, но и воспроизводить саму себя. Наемный труд есть "потребительная стоимость, приносящая потребительную стоимость" /Маркс/. Рабочий класс, собственными руками производя все на свете, тем самым воспроизводит сам себя.

Мы видим, что окончательное выделение труда из числа "стихийных сил природы" в качестве общественной производительной силы – дело совсем недавнее. Однако политэкономический катехизис утверждает нечто сугубо противоположное. Соответствующий псалом гласит: "Труд – великий источник всего сущего – был, есть и пребудет вечно. Аминь."

Ну, вечно ли он пребудет, мы, с Марксовой помощью, уже разобрались. Разберемся теперь, был ли он, и в каком смысле. Открыв Писание, на монопольную трактовку коего притязает наш катехизис, читаем: "Труд кажется совершенно простой категорией. Представление о нем в этой всеобщности – как о труде вообще – является тоже весьма древним. Тем не менее "труд", экономически рассматриваемый в этой простой форме, есть столь же современная категория, как и те отношения, которые порождают эту простую абстракцию".

Мы цитируем гениальное "Введение" Маркса, дважды (т.12 и т.46) опубликованное в Собрании сочинений. Далее в тексте объясняется, грубо говоря, что труд возник только при капитализме. "Труд здесь не только в категории, но и в реальной действительности стал средством для создания богатства вообще и утратил ту сращенность, которая раньше существовала между определенными индивидами и определенными видами труда".

После того, как труд возник в жизни, появилась сопутствующая категория "труд вообще" и в теории. С помощью этой категории труд немедленно был усмотрен во всех эпохах, и на этом основании провозглашен существующим от сотворения мира. Конечно, на этом фоне подробные объяснения Марксом того, что труд /не как абстракция, а как реальность/ обрел существование только в условиях развитых капиталистических отношений, выглядят очередным чудачеством, несуразицей в стиле Гераклита Темного.

К чему вообще все это было нужно Марксу? Тем более, к чему это нам? Как может помочь нам подобное копание в категориях при решении народнохозяйственных проблем?

Напомним: "Коммунистическая революция... устраняет труд" ("Немецкая идеология"); "пролетарии... должны уничтожить труд" (там же). Но – можно ли уничтожить то, что вечно, неизменно, а, следовательно – бесструктурно? Напомним: труд есть всеобщая, единственная общественно-природная производительная сила, содержащая в себе все мыслимые производительные силы как этапы собственного становления...

...Сущность коммунистической эпохи – не только уничтожение производственных отношений, но и устранение общественных производительных сил.

...Стало традиционным считать, что производительные силы есть нечто прекрасное само по себе, и их следует всемерно развивать во все эпохи и при всех обстоятельствах. А между тем, коммунистическое комплексно-автоматизированное производство, из которого полностью вытеснен человеческий труд, в строгом политэкономическом смысле не является производительной силой. Это – сила природы, искусственной природы, которая будет создана человеком на протяжении эпохи коммунизма, которая будет полностью удовлетворять его потребности, и для пользования плодами которой он уже не будет нуждаться ни в каких посредниках, будь то производительные силы или производственные отношения. На протяжении двух эпох человечество пересоздает природу, превращая ее в подлинно человеческую, т.е. такую, на базисе которой может осуществляться деятельность по претворению в жизнь идеалов Гуманизма. Человек только тогда становится в полном смысле слова Человеком, когда перестает быть элементом какой бы то ни было стихийной общественно-природной силы.

...Разгадка "вековой тайны" производственных сил и производственных отношений будет выглядеть примерно так[34]:

 

Производительные силы

Формы собственности

Производственные отношения

 

 

Эконо-

мика

 

Наемный труд

 

Общественно-полезный (товаропроизводящий) труд

 

Производительный труд

 

Капитал

 

Деньги

 

 

Право

Отношения распределения

 

Отношения обмена

 

Отношения потребления (производственного)

 

 

Органи-

зация

Общественная комбинация

труда

 

Кооперация труда

 

 

Разделение труда

 

Закон

 

 

Власть

 

 

Личная собственность

Отношения регламентации

 

 

Административные отношения

 

Имущественные отношения

 

 

Техно-

логия

 

Средство производства

 

Орудие труда

 

Предмет труда

 

 

Формы общественной

собственности

Общественная потребность

 

Норма

 

Стереотип


Членению уничтожаемых в коммунистическую эпоху форм собственности и производственных отношений на экономические, организационные и технологические естественно сопоставить деление самой этой эпохи на три фазы: низшую /социализм/, среднюю /развитой социализм/ и высшую /коммунизм в собственном смысле слова/.

Основное содержание социализма – уничтожение трех экономических форм частной собственности, снятие отчужденных экономических отношений распределения, обмена, производственного потребления. На протяжении этой фазы коммунизма происходит вытеснение незримого эфира стоимостных связей, заполняющего пространство между обособленными производственными единицами-организациями, эфира, в котором осуществляется таинство расширенного воспроизводства, превращение прибавочного труда в производительную силу, но осуществляется таким образом, что человек оказывается безликим производителем господствующей над ним стоимости, рабом "фурий частного интереса". На месте этого идеального эфира постепенно вырастает вполне материальная организация, занятая "общественным счетоводством", чья задача – такое сознательное объединение всех обособленных производственных единиц в целостный хозяйственный механизм, при котором обеспечивается расширенное воспроизводство циркулирующего в его кровеносной системе прибавочного продукта. Экономика исчезает, ее место занимает организация качественно-нового типа...

По завершении первой фазы будет достигнута классовая однородность: общество превратится в единый класс, организованно (подобно античному полису в Спарте) "эксплуатирующий" производительную силу технологии, организационные отношения, информационно-управленческие связи выступят на передний план как непосредственно противостоящие слои отчуждения. В ходе их уничтожения в рамках развитого социализма исчезнут такие фигуры, как работник аппарата, статистик, начальник цеха, связист и прочие производители-потребители информации, порабощенные чуждыми организационными законами. На месте этой картины отчужденных информационных связей возникнет искусственно созданная качественно-новая технология обработки информации, объединяющая в масштабах всего общества все технологические процессы в единый технологический комплекс, хозяйственный организм. Поскольку к этому времени живой труд человека в качестве источника мышечной энергии будет окончательно вытеснен из всех отдельных промышленных технологий – человек окажется полностью вне этого технологического комплекса. Тем самым будут до конца уничтожены отношения частной собственности, т.е. отношения присвоения отдельными лицами или их группами частей или элементов этого комплекса средств производства, однако останутся неснятыми отношения общественной собственности – отношения между людьми по поводу присвоения (т.е. совершенствования, использования, воспроизводства) хозяйственного организма в целом. Весьма существенно, что остаются также неснятыми отношения в сфере "обработки людей людьми" ("Немецкая идеология") – технологии воспроизводства самого человека.

Таким образом, на второй фазе коммунизма завершается уничтожение частной собственности и разделения труда, отмирает государство, достигается общественное самоуправление и социальная однородность.

На высшей фазе коммунизма происходит преобразование производственно-технологического комплекса в самовоспроизводящуюся, искусственную природу, пользование плодами которой отныне осуществляется в индивидуальной форме, никак не опосредуемой обществом; в результате поэтапного преодоления отчуждения в сфере "обработки людей людьми" последовательно реализуется воспроизводство человека как имеющего определенные способности, ответственного и, наконец, сознательного.

 

Подпись:  
 
 
 
 
 
В соответствии с изложенными во Фрагменте 3 представлениями, универсум &11 предысторических форм деятельности содержит девять диагональных чистых форм четвертого порядка ( от &1111 до &1133), каждая из которых интерпретируется как основная форма деятельности одного из девяти "способов производства". В частности, используя терминологию Маркса, можно интерпретировать форму &1133 как "наемный труд"12, а формацию F{&1133} – как "капитализм" (см. Схемы 2,3).

Схема 2 (к стр. 66)

На схеме показана основная (плоская) проекция базовой "таблицы" форм, разбиение первого порядка универсума форм деятельности & (центральный квадрат) и разбиение второго порядка универсума исторических форм деятельности &1 (малый квадрат, обведенный жирной чертой). Закрашенный квадратик соответствует универсуму &11 предысторических форм деятельности.

Чтобы увидеть на этой схеме чистую (диагональную) форму деятельности "капитализма", придется рассмотреть малый квадрат &1 как бы под увеличительным стеклом (см. Схему 3)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 


Понятие "формации" было введено в самом начале как предельно абстрактное. Если считать, следуя Марксу, "капитализм" частным случаем "социально-экономической формации", то можно ввести последнее понятие как весьма частный случай формации как таковой.

Формация F{&1ijk} (где &1ijk – одна из исторических форм деятельности четвертого порядка, а индексы i, j и k пробегают каждый значения от 1 до 3) интерпретируется как социально-экономическая формация.

Нетрудно видеть, что всего определенных таким образом "социально-экономических формаций" имеется 27, и в каждой насчитывается 243 "этажа"13. У каждой формации под "базисом" простирается более чем обширный подвал, а "надстройка" уходит в небо.

В дальнейшем нам понадобится некая абстрактная универсальная мера для выражения величин "пространства" и "времени" в универсуме форм. Для этих целей введем представление об эталонной форме и, соответственно, эталонной формации как естественном обобщении понятия "способ производства".

Чистая форма четвертого порядка #ijmn (где # пробегает значения @,&,*, а i,j,m,n пробегают значения от 1 до 3) называется эталонной формой, а соответствующая ей формация F{# ijmn } – эталонной формацией.

Всего в "таблице" форм насчитывается 243 эталонных формы. Каждой из них соответствует некая "эпоха", по богатству форм соответствующая, скажем, всей эпохе феодализма.

 

 

 

 

 

 

 

Схема 3 (к стр. 66)

На схеме показан универсум исторических форм деятельности &1 с разбиением второго порядка. Показаны также диагональные формы третьего порядка, а для формы &113 (обведена жирной чертой) -- разбиение четвертого порядка. Закрашенный квадратик соответствует чистой (диагональной) форме деятельности "капитализма" &1133.

 

 
 

 

 

 

 

 

 


Птолемей, размещая центр мироздания на Земле и развешивая Солнце, Луну и прочие планеты на вертушки циклов и эпициклов, пренебрежительно отводил основному содержанию Вселенной – со всеми ее галактиками, метагалактиками, квазарами и черными дырами – более чем скромное место на "сфере неподвижных звезд". В этом отношении Фукуяма поступает даже более радикально, деля мироздание на афинский либерально-демократический Акрополь и его второ- и третьесортные предместья.

Взгляд на исторический путь, проделанный человечеством, сквозь призму "таблицы" наводит на мысль, что слухи о конце Истории несколько преувеличены: заканчивается лишь первый из трех актов исторической драмы.

Но и по завершении исторических времен Человека ждут новые "времена", новые странствия во вселенной форм Деятельности. Впрочем, могут и не дождаться. Но об этом – чуть позже.

 

К оглавлению


[1] Эта часть стенограммы не была использована в цикле статей "Мифы нашей революции", опубликованном в "Литературной газете" 7, 14, 21 и 28 марта 1990 г.

[2] Журнал "Знамя", январь 1990 г.

[3] "Вехи", 3-е изд., Москва, 1909 г., стр. 194

[4] К. Маркс. Экономическо-философские рукописи 1844 г.

[5] К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в трех томах. М., Политиздат, 1979, т.1, с.68-69.

[6] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т.46, ч.1, с.109

[7] К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в трех томах. М., Политиздат, 1979, т.1, с.26.

[8] Там же, с.27.

[9] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т.42, с.115.

[10] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.42, с.136.

[11] В.И. Ленин. ПСС, т.36, с.177.

[12] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.42, с.136.

[13] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.42, с.123, 159; т.46, ч.1, с.107.

[14] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т.42, с.113.

[15] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.42, с.135.

[16] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.46, ч.1, с.42.

[17] Э.В. Ильенков. Диалектическая логика. М., Политиздат, 1974, с.134; 262-269.

[18] "...Определенный способ производства или определенная промышленная ступень всегда связаны воедино с определенным способом совместной деятельности, с определенной общественной ступенью. ...Сам этот способ совместной деятельности есть "производительная сила"..." /К.Маркс и Ф.Энгельс. Избранные произведения в трех томах, т.1.,М.,Политиздат, 1979, с.21/.

"Отношение между производительными силами и формой общения – это отношение между формой общения и действиями или деятельностью индивидов. /Основная форма этой деятельности, конечно, материальная деятельность.../.

"Условия, при которых люди производят, ... эти различные условия, которые сначала являлись условиями самодеятельности, а впоследствии оказались оковами ее, образуют на протяжении всего исторического развития связный ряд форм общения, связь которых заключается в том, что на место прежней, ставшей оковами формы общения, становится новая, соответствующая более развитым производительным силам, а значит и более прогрессивному виду самодеятельности форма общения, которая, a son tour, превращается в оковы и заменяется другой формой" /там же, с.63-64/ и т.п.

[19] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.2, с.102.

[20] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.42, с.18.

[21] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.46, ч.1, с.23.

21 К.Маркс и Ф.Энгельс. Избранные произведения в трех томах. М., Политиздат, 1979, т.1, с.17-18.

[23] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.42, с.99.

[24] Там же, с.124.

[25] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.46, ч.1, С.42.

25 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.46, ч.1, с.39.

[26] Там же, с.452.

[27] К.Маркс и Ф.Энгельс, Соч., т.9, стр.135.

[28] Не следует смешивать право как производственное отношение, как отчужденную форму общения собственников, – с правовой надстройкой. Аналогично, закон /отношение регламентации/ нужно отличать от института законодательства как специфической формы деятельности, в которой впоследствии фиксируется это отношение.

[29] "Прямое рабство является такой же основой нашей современной промышленности, как машины, кредит и т.д. Без рабства нет хлопка, без хлопка нет современной промышленности... Рабство – это экономическая категория огромного значения". /К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.27, с.408/. Многочисленные факты о кабальных формах эксплуатации мексиканцев на юге США и т.п. свидетельствуют, что это положение Маркса спустя полтора столетия ничуть не устарело.

[30] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.42, с.116.

[31] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.42, с.169.

[32] Там же, с.127.

[33] Там же, с.155.

34 "Новейшие исследования показывают, что наиболее ранние формы общественного разделения труда, представляющие собой начальную ступень возникновения классов, отношений эксплуатации, соподчинены, как правило, с межродовыми и межплеменными связями... В племенных общностях выделяются так называемые благородные роды и неблагородные, господствующие и подчиненные, управляющие племенем и управляемые... Социальное неравенство внутри родственных коллективов возникает значительно позднее" ("Марксистско-ленинская теория исторического процесса": ч.II, М., 1983 г.)

[34] Напоминаем, что обоснование здесь опущено.

12 В качестве упражнения предлагается обдумать утверждение, что форму K{&1211}F{&1133} можно интерпретировать как "капитал".

13 Не нужно только забывать, что каждая такая формация представляет собой не столбец, а "кольцо": 244-ая клетка совпадает с первой.